всё необходимое, поддерживать его на прежнем уровне парень не стремился, чем в конце концов вызвал непонятную натянутость с её стороны. В итоге молодой человек остался доволен тем, что в офисе у него появилась какая-то история, поскольку основное содержание общения с коллегами составляли именно они.

Этот эпизод, работа как таковая, коллеги, какое-никакое, но конкретное применение полученных знаний, заставили Аркадия по-другому задуматься о будущем. Он не вписывался и не желал вписываться в одну из компаний самостоятельной московской молодёжи, но в ней, не обращая внимания на условности, парень чувствовал себя востребованным, в своём круге, без которого ему бы пришлось весьма тяжело, особенно в свете постоянного отсутствия Маши. Работа понятным образом ограничивала вращение в нём, а, учитывая то, что молодой человек никогда бы не признался в важности для него являться частью привычной среды, разрыв с ней оказался и органичным, и болезненным одновременно. Он не нашёл настоящих друзей, однако у Аркадия не возникало сомнений в том, что с ним общаются из интереса, а не по какой-то иной причине, значит его ценили. Связями с коллегами этого не заменить, и парень начал замыкаться в себе, благо, нашлось на чём. Его планы на будущее стали не в пример конкретней, к весне он выбрал, куда поступать, на какую специальность и сколько учиться, внимательно просмотрел программу, отметил, что может сдать экстерном, над чем придётся работать и тому подобное. Посещать художественное училище длительное время ему не хотелось, а хотелось приступить к сознательному творчеству как можно скорее, тем более, прикинув, что он сам сможет и должен оплатить обучение, возникло желание сэкономить.

В его будущем теперь присутствовала Маша, в отношениях с которой кроме их двоих с той ночи появилось нечто третье. Речь шла не о детях, о которых парень ещё не задумывался, и вообще не о чём-то конкретном, Аркадий вдруг начал понимать, что происходящее между ними является не только их личным дело, но и многих прочих. В конце концов логическая цепочка отношений с девушкой в его понимании органично замкнулась на слове «семья», и молодой человек стал готовится к тому, чтобы сделать предложение. Он не зацикливался на любви и взаимных чувствах, которые со стороны выглядели весьма странно, не подумал, сможет ли жить с Машей, ежедневно вынося её близость, не учёл, что у них не просто отсутствовал опыт совместной жизни, но и достаточно длительные отношения не на расстоянии, он только знал, что хочет семью, не в силах оценить, как она ограничит его занятие живописью.

Порой за кажущейся деловитой практичностью стоит оторванная от реальности фантазия, приводящая к краху надежды, питаемые человеком ограниченным и склонным к себялюбию, когда индивид, как сумасшедший, преследует вполне житейские цели абсолютно приемлемыми методами, вызывая неподдельное уважение окружающих, ради реализации иллюзий ранней юности. В момент истины выясняется, что либо он далеко отклонился от цели, и возврат невозможен, либо цель несущественна по сравнению с достигнутым, либо она недостижима. Но предел может и не настать, юность забыться, и жизнь оказаться именно той конкретной деятельностью без посторонних примесей, которая ранее мыслилась лишь как средство.

В таком состоянии пребывал Аркадий. Наметив на лето помолвку с Машей, выбрав романтичное направление их совместного отдыха, где она должна была произойти, учтя планы на учёбу, работу и дальнейшую жизнь, он подчинил всё лишь одному – занятию живописью, и ни разу не усомнился в том, что независимость друг от друга и совместное сосуществование столь разных устремлений – просто фантазия незрелой личности. Этим страдают многие молодые люди, а некоторые (например, Олег) не излечиваются до конца своих дней, суетясь, бегая везде и всюду, быть может, иногда останавливаясь и озираясь вокруг непонимающим взглядом, не привыкшим видеть предметы отчётливо, а не размазанными в движении, они никуда не успевают. Частенько Аркадий переживал полосы удручающей тревожности, когда ему хотелось всё бросить, забиться в угол и просидеть в нём до конца жизни, никого не трогая и никем не тронутый. И если поначалу её можно было объяснить одиноким существованием, которое отнюдь таковым не являлось, стартом трудовой деятельности, когда мало что умеешь, но делать всё равно должен, и прочими превратностями первых самостоятельных шагов, то впоследствии, по прошествии полугода, подобные приступы говорили лишь об одном.

Молодой человек подспудно ощущал дисгармонию в жизни, что-то чему-то в ней не соответствовало, не укладывалось в общую картину. Это всегда заметно, даже если принципиально не хочется замечать. Выводя из тьмы ощущения на свет мысли всякий страх, лень, нерешительность или, в данном случае, подчинённость конкретной жизни неопределённой абстракции юношеских фантазий, неизменно приходишь в оторопь перед известными противоречивыми фактами, воспринимавшимися доселе как должное. Но Аркадий ещё не был готов осознать себя. От молодого человека не ждут упорядоченности в жизни, к тому же за ней порой скрывается наивная иллюзия всемогущества, однако существование должно быть чем-то наполнено, и это нечто должно быть живым, в противном случает надежд на отрадное будущее нет.

Опыты

Ранней весной у него началась очередная полоса беспричинных тревог. Он сильно измучился, поздно ложился, долго не мог уснуть, рано вставал, иногда не спал сутками из-за необходимости регулярно ходить на работу. Причину своего состояния парень не понимал, однако он сильно изменился внешне, поблёк, осунулся, начал сутулиться, чем вызвал беспокойство родственников. В последнее время они с отцом виделись редко, но на выходных Аркадий обязательно заезжал домой на машине, подаренной ему в честь наступления нового года, чтобы «не терять связь» и нормально пообедать искусно приготовленной пищей. Воскресные застолья стали их семейной традицией на продолжительный период, к ним часто присоединялась Света, иногда с Толиком, что привносило в узкий круг определённое разнообразие, делавшее его устойчивей.

Для Оксаны семейные обеды превратились в настоящую отдушину, она старалась показать всё, на что способна, порой хватая лишку. Когда после очередной трапезы еды оставалось ещё на две таких же, а у хозяйки сердце кровью обливалось от мысли, что её придётся выбросить, основной удар по доеданию остатков приходился на Аркадия, как на одиноко живущего мужчину, который вечером спускался по лестнице с пакетами, наполненными свёртками, коробками, банками с содержимым, оставшимся от давешних блюд, клал их на заднее сидение автомобиля, а потом так же покорно нёс вверх по ступенькам своего дома, раскладывал в холодильнике и употреблял принесённое следующие две-три недели. Хоть его мачеха не была из тех женщин, которые требуют внимания любой ценой, поскольку понимала тщетность такой позиции, однако это не означает, что она в нём вовсе не нуждалась, от Геннадия же