надежде опять ввязаться в драку. – Думаю, проблема заключалась именно в его жене.

– Она вообще была взбалмошной натурой, – нехотя пробормотал Сергей Николаевич, широким жестом выбрасывая карты в пас, – правильно, что они собирались развестись. От такой можно ждать чего угодно, даже нож в спину.

– Я напоминаю, что вы говорите о моей покойной матери.

– А чего ты, парень, хочешь? Ромка сказал, что надобно знать своих родителей, вот и слушай. Я не любитель сплетен, но ходили разговоры, что ножик в спину она-таки ему вставила, просто он до поры до времени ничего не знал, а, может, и знал, но не хотел верить…

– Я не пойму, какое вы имеете право…

Роман Эдуардович хитро усмехнулся и посмотрел на обоих.

– Самое что ни на есть непосредственное, не сомневайся, – отмахнулся Сергей Николаевич. – Я её двоюродный брат, тебе, значит, чёрт знает какой дядя. Расслабься, ты меня не помнишь, я заезжал к вам только один раз, ты был ещё мелким, а вот Светка, может, и узнает.

– Позвольте усомниться.

– Отставить. Через три года после училища меня послали на север, где я безвылазно прослужил до увольнения на режимном объекте, откуда не поездишь. Но получилось к лучшему, где-нибудь в средней полосе мне бы удалось дослужиться максимум до подполковника, а там – до генерал-майора. Как раз перед отъездом заходил к вам прощаться. Кто же знал, что всё так сложится, прошло каких-то 10 лет…

– Стало ещё сомнительней. Откуда вы так много знаете о матери, если жили столь далеко?

– Но я ведь не в изоляции жил. Это вы, Безродновы, не знаете родни, а мы, Кутеповы, родню ценим. Что-то от того, что-то от другого. Твоя бабка незадолго до Аниной смерти прислала нехорошее письмо. Это надёжный источник.

– Почему оно оказалось плохим?

– Письмо было самым обычным, кто как живёт, чем занимается, куда ездит, с кем общается и прочее, она любила писать, такая профессия, только постскриптум, помню, паршивый: «Анька доигралась, теперь разводится».

– Всё это чушь.

– Нынче да, много воды утекло.

Игра не прерывалась ни на минуту. Аркадий, чувствуя уверенность в собственных силах из-за большого количества фишек, пропускал даже с неплохими картами.

– Может, как-нибудь зайдёте к нам, пообщаетесь с отцом?

– Зачем? Я и так время от времени вижусь с Геннадием по делам.

– Какие у вас могут быть с ним дела?

– На севере хорошее жалованье, да и вообще много казённого добра… Хе-хе. Не лежать же деньгам без дела.

– А он никогда о вас не упоминал.

– Что рассказывать? Седьмая вода на киселе.

Аркадий чуть успокоился от обилия информации и начал понемногу ставить, правда, неудачно.

– Так, господа, давайте обновим закуски, – сказал Валера и, вставая, добавил прямо парню в лицо, – это моё заведение.

– Роскошно, – ответил тот так же в лицо, зачем-то оскорбив маленького человека.

Но Валера, за прожитые годы привыкший к пренебрежительному отношению, лишь грустно посмотрел на Аркадия, подошёл к двери, отрыл её и исчез. Стоя он казался лишь немногим выше, чем сидя. Не прошло и минуты, как в комнату вошёл официант, коего молодой человек видел давеча внизу, неся огромный стальной поднос. На него он поставил несколько тарелок, затем на освободившееся место водрузил свою ношу и начал степенно собирать оставшуюся посуду.

– Петь, по-моему, фрукты не надо. Что с ними сделается? – предложил Валера тихим отеческим голосом, вернувшись вслед за ним.

Когда на столике остались лишь алкоголь и корзина с фруктами, Петя взял поднос почти в ширину обеих рук и, позвякивая посудой, удалился в придерживаемую хозяином дверь. В неё же, сразу как он вышел, проскользнули две молодые женщины с грузом помельче. Одна несла шипящий горячий шашлык, другая – бутерброды и мясную нарезку. Поставив их на столик, они удалились, и Валера захлопнул дверь.

– Может, пока горячее?

– Да-да, можно, – отозвались все кроме Аркадия; он был сыт.

– Ну, кто что будет? – спросил Валера, берясь за бутылку водки.

– Мне колы, если можно, – отозвался Аркадий.

– Эх, унёс! Сейчас, организуем, – засуетился хозяин.

– Ладно, бог с ним, давайте шампанского.

Все расселись, кто где хотел, Аркадий попивал свой бокал за столом.

– Ты, парень, извини, если что не так, – раздобрел Сергей Николаевич. – Мы тут давно сидим, на грудь приняли, байки травим, только это быстро надоедает, а ты – новый человек.

– Вообще-то вы должны быть на стороне сестры.

– Время. Объективность штука жестокая, а военному фантазировать и вовсе строго запрещается. Ты молодой, ещё не чувствовал того смирения и безразличия, которые возникают, когда от тебя зависят жизни других людей, а в суровых условиях вдвойне, там от любой глупости может приключится большая беда. Да, фантазировать нельзя; к тому же с возрастом появляется цинизм, особенно к бабьим сантиментам. Они ведь не понимают, что их предельный эгоизм вредит им самим. Вот и Анька плохо кончила. На самом деле, жаль, неплохая была девка, отзывчивая, ей бы чуток пожить одной, похлебать нашего скорбного бытия, куда-нибудь и вывернула, но, видишь, как получилось. Гена к ней с малолетства приклеился, конфеты, цветочки, подарочки, она по неопытности думала, что так будет продолжаться всю жизнь. Когда же поняла, что жена – придаток мужа, не ей им понукать, но ему ею, иллюзии рухнули. Он с ней ещё по-божески обходился, бывает и хуже, но ничего, привыкают, находят своё счастье, а она привыкать не захотела.

– Мрачный ты человек, Сергей Николаевич.

– Ты, Ромка, не первый год меня знаешь, мог бы не удивляться.

– И к женщинам у вас жестокое отношение. Вы женаты?

– Вдовец.

– Тогда понятно.

– Ничего, парень, тебе не понятно. Моя жена была золотой души человек, я даже не понимаю, почему мне в жизни так повезло. Сразу после окончания школы она рванула сюда за мной с нашей малой родины, а ведь я ей тогда ничего не обещал. Пока учился в столице, жил в казарме, она перебивалась по родным да знакомым, работала то воспитательницей в саду, то санитаркой в больнице, то уборщицей в столовой. Видя такую преданность, я не мог не жениться, хоть это не входило в мои планы, и ни разу не пожалел. А на севере, знаешь, сколько мы нахлебались? Но прожили 15 лет душа в душу без единого скандала, родили двух детей, хотелось ещё, но откладывали. Потом заболела и померла, рак и сегодня не лечится, даже до 40 не дотянула. Так что, Аркадий, я на собственном опыте знаю, как должно быть, как должны люди жить вместе, и не зря осуждаю Анну, царствие ей небесное.

– Ладно, хватит предаваться воспоминаниям, – энергично прервал Леонид, – давайте вернёмся к игре.