Взаимоотношение между сословным обществом и городской коммерцией и торговлей в Северной Европе часто было не вполне определенным. В некоторых случаях сословное общество горячо поддерживало коммерческую деятельность или позволяло торговле свободно процветать ради собственной выгоды. В других случаях сословное общество вступало в конфликт с коммерцией или делало вид, что совершенно игнорирует ее (а иногда так было на самом деле), истово вытесняя торговлю за городские стены и пытаясь сохранить внутри перераспределительное общество в почти что чистом виде. Феодальная вотчина часто соприкасалась с рынком. Каковы бы ни были конкретные взаимоотношения, тем не менее было понятно, что торговая деятельность городов должна регулироваться политическим сословным обществом. Изначально регулирование происходило на основе уставов, в которых фиксировалась правовая структура города, а жители наделялись правами и обязанностями, которые очевидным образом отличались от тех, что регулировали жизнь в феодальной экономике. Город, таким образом, воспринимался как форма территориальной корпорации. Эта корпорация была задумана с целью развития коммерции, но она также стремилась усилить монополистические преимущества по сравнению с другими городами, а также регулировать внутренние конфликты. Даже близко не давая торговцам свободы действий, территориальная корпорация регулировала, контролировала и направляла торговую деятельность таким образом, чтобы феодальный порядок мог продолжать свое существование. В целом купцы осознавали это и не шли на конфликт. Постан (Postan, 1952) и Трапп (Thrupp, 1948) отмечают, например, такую тенденцию: как только деятельные средневековые купцы накапливали достаточное количество богатств, они превращались в сельских помещиков или городских рантье, и Постан объясняет финансовый упадок наиболее богатых североевропейских городов XV века отчасти именно этим сценарием поведения купцов.

Ситуация с урбанизмом в Южной Европе существенно отличалась от ситуации на севере в некоторых важных аспектах. Перераспределительное общество подчиняло себе торговлю и коммерцию повсюду, но именно в Италии оно имело корпоративную структуру. Корпоративное государство здесь сочетало в себе элементы католицизма, феодализма и торгового капитализма и представляло собой весьма специфическую форму сословного общества. В итальянских городах-государствах сословное общество (структурированное в основном по критериям родства и наследуемых прав землевладения) поддерживало коммерцию и торговлю и даже пыталось выразить свои моральные и социальные нормы, а также присвоить прибавочный продукт, через торгово-коммерческую деятельность. Католическая церковь при случае принимала в ней прямое участие, и Ватикан неоднократно становился центром коммерческой активности. Власть и могущество, накопленные в институтах сословного общества (и здесь католическая церковь оказывала даже еще более значимую поддержку), использовались для легитимации торговли и коммерции, а также различных видов первоначального накопления путем пиратства и участия в войнах. Эта деятельность была направлена на перераспределение богатств, соответствовавшее социальной иерархии ориентированного на престиж сословного общества. И именно в этом обществе зародились некоторые капиталистические формы, хотя они и не привели к развитию капиталистического производства. Лопес пишет:

«Золотой век средневековой торговли (в Южной Европе) определенно демонстрирует многие характеристики, которые мы считаем типичными для капитализма. Когда мы просматриваем свидетельства с конца одиннадцатого до начала четырнадцатого века, мы не можем не заметить возрастающего сосредоточения капитала в денежном и товарном выражении; все более широкого использования кредита и тенденцию к постепенному отделению функций управления и от владения капиталом, и от ручного труда; постоянных попыток усовершенствовать методы ведения дел и конкуренции с другими предпринимателями в той же сфере; повышения важности торговых интересов до государственного уровня; и более всего — жажды наживы как ведущего мотива коммерческой деятельности» (Lopez, 1952, 320).

Для стимуляции торговли были созданы банковские институты и технические инструменты, такие как учет по принципу двойной записи. Эти капиталистические техники позже приобрели огромное значение, когда они были перенесены на север Европы итальянскими купцами (многие из которых изначально были сборщиками налогов в перераспределительной системе, поддерживающей институт папства). После упадка городов-государств и последующего затухания торговли в Средиземноморском регионе в XVI веке эти техники продолжали сохраняться в северных странах.

Спор о том, может ли Итальянское государство быть охарактеризовано как собственно капиталистическое или нет, никуда по сути не ведет. Перераспределение оставалось базовым способом экономической интеграции на всей территории, и капитализм не проник в производственные отношения в какой-либо значимой степени. Но с другой стороны, прибавочный продукт присваивался с помощью капиталистических техник в процессе циркуляции торгового капитала. Утверждение, что перераспределение оставалось доминирующим, предполагает, что саморегулирующаяся рыночная деятельность либо отсутствовала, либо играла вспомогательную роль. Ценовая система существовала, но и на севере, и на юге Европы цены отражали баланс условий спроса и предложения, а не являлись сигналами, на которые реагировали бы потребители и производители. Прибыль от коммерческой деятельности зависела полностью от умения купца свести спрос и предложение, но, поскольку сельскохозяйственное производство и большая часть промышленного производства не были организованы на коммерческой основе, купцы должны были максимально выгодно использовать постоянно меняющиеся условия — в этом, собственно, и состояло их мастерство. Сами по себе ценовые сигналы также были подвержены влиянию внешних условий (доступные объемы поставок золота и серебра, снижение стоимости валют и т. п.). Тенденция ограничения торговой деятельности дальней торговлей и регионально-дополняющей торговлей также делала ценовые сигналы несколько ненадежными ориентирами для поведения, поскольку конкуренция практически отсутствовала, а степень неопределенности была огромной. Однако в XIII–XIV веках относительная стабильность того, что Лопес называет «внутренней» дальней торговлей (в основном в приграничных районах Средиземноморья), придала другой характер этой торговле: «Это был высококонкурентный рынок, успех на котором зависел во многом от эффективности, быстроты и чуть ли не мелочного расчета транспортных расходов, таможенных пошлин и рыночных условий. Инвестиции были относительно надежны, а прибыль обычно была скромной, даже по современным меркам…Сокращение предельных прибылей и невероятное увеличение объемов перевозок ускорили развитие техник ведения коммерции и медленно подрывали превосходство путешествующего купца над оседлым дельцом».

Тем не менее «внутренняя» дальняя торговля все еще существовала независимо от местной торговли и местной продукции, которые ожидаемо могли бы стать основой настоящих ценообразующих рынков современного типа. Только уже в годы упадка Венеции, в начале XVI века, стали появляться контуры саморегулирующейся, регионально интегрированной экономики, но и эта экономика все еще не была объединена с городским промышленным производством или с дальней торговлей.