Переход к новому способу производства в Европе, последовавший за разложением старого способа, вызванного внедрением торгового капитализма, зависел от условий, находящихся вне контроля самих городских центров. В средневековой Европе Маркс усмотрел два возможных направления развития: первый — «действительно революционизирующий путь» — превращение производителя в купца или капиталиста. Второй, который не мог дать толчок смене способа производства, — расширение контроля торгового капитала над производством (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 367). Зарождение промышленного капитализма не могло произойти без трансформации производителей в купцов и капиталистов. Именно этому перерождению всячески препятствовали все экономические и институциональные формы феодального общества. Так что, прежде чем производители превратились в торговцев и капиталистов, им пришлось преодолеть множество барьеров, расставленных на их пути феодальным порядком. И именно эту задачу торговый капитал решил самым успешным образом.

Торговый капитализм не отличался стабильностью. Он постоянно стремился, а в конце концов просто был вынужден расширять свой контроль над производством. Торговый капитализм благоволил расширенному производству, так как необходимо было постоянно увеличивать оборот прибавочной стоимости, чтобы поддерживать определенный уровень прибыли. Это расширение превращало экономику из производственной основы, из которой извлекались потребительные стоимости, в производственную основу для извлечения меновых стоимостей, и это отчасти было причиной «неразвитой интеграции» торгового капитала с производством. Другая, возможно, еще более серьезная причина состояла в том, что в условиях растущей конкуренции привилегии монопольной торговли, на которые опирался торговый капитал, чтобы поддерживать различия в экономическом развитии регионов, стало сложно сохранять и контролировать, и поэтому стало так важно получить контроль над производством. Контроль торгового капитала над производством — что мы видим в средневековой Фландрии, Венеции и Флоренции и во многих более мелких городских центрах и в сельских районах (пример — сельская суконная промышленность в Англии) — не революционизировал организацию производства по капиталистическому принципу. Он способствовал введению новых техник, но задачей по сути являлось лишь получить контроль над источником предложения, а не капитализировать его.

Наши возможности интерпретации средневекового урбанизма и последовавшего перехода к промышленному урбанизму зависят от нашей способности выделить ключевые точки перехода от феодализма, через торговый капитализм, к промышленному капитализму. Если наша интерпретация правильна, то нам необходимо разобраться с двумя стадиями этого процесса:

1. Создание региональной, национальной, в конечном счете наднациональной пространственной экономики, в которой ресурсы, люди и продукт могут вовлекаться в обращение с помощью ценообразующих рынков.

2. Внедрение рыночного обмена во все стадии производства, а не только в распределение, как при торговом капитализме.

Первая стадия в целом была завершена при торговом капитализме, а вторая потребовала последующей революции. Различие между перераспределительным урбанизмом феодального общества и урбанизмом торгового капитализма состоит почти целиком в том, что последний произвел пространственную интеграцию и преодолел локальную изолированность, характерную для феодализма. Внутри этого эффективно организованного пространства в центрах торговли могла успешно аккумулироваться прибавочная стоимость и развиваться все финансовые ловушки капиталистического предпринимательства (например, в сфере финансовой технической экспертизы). К концу XV века, например, голландцы выстроили хорошо интегрированную региональную пространственную экономику, что дало им достаточные конкурентные преимущества, чтобы вступить в борьбу за торговую монополию против Ганзейского союза и в результате одержать победу (Postan, 1952, 251–253). Нидерландская революция в конце XVI века символизировала собой окончательный и решительный разрыв торгового капитализма с системой старого сословного общества. Амстердам, куда внезапно потекли богатство, население и экспертные знания, причиной чего было бегство купцов из Южных Нидерландов под угрозой завоевания испанцами (которое особенно сильно ударило по торговле в Антверпене), стал совершенно независимым центром, где бал правил торговый капитализм. Пространственная интеграция экономики вокруг Лондона происходила подобным же образом. С начала XVI века хорошо организованная сельскохозяйственная экономика, действовавшая на основе ценообразующих рынков, начала расширяться, чтобы удовлетворить запросы Лондона в продовольствии (Fisher, 1935). Расцвет этого «острова сельскохозяйственной активности» сыграл важную роль, поскольку происходил в сфере, более всего подходящей для ценообразующих рынков. К началу XVII века Лондон в отношении развития торгового капитализма достиг уровня сравнимого с Амстердамом.

Однако не стоит забывать о фундаментальном различии между Англией и Голландией — разница, имеющая большое значение для понимания перехода к капитализму. Маркс предлагает емкое объяснение, которое в дальнейшем стало отправной точкой для многих глубоких исследований (см., например: Wilson, 1941; 1965): «[Н]е торговля революционизирует промышленность, а промышленность постоянно революционизирует торговлю. И торговое господство теперь связано уже с бо́льшим или меньшим преобладанием условий крупной промышленности. Стоит сравнить, например, Англию и Голландию. История упадка Голландии как господствующей торговой нации есть история подчинения торгового капитала промышленному капиталу» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 366).

Когда феодализм окончательно разложился под действием торгового капитализма, сложились условия для возникновения нового способа производства. Торговый капитализм не мог продолжать распространяться, не повышая объемов производства, и поэтому он благоприятствовал в организации производства всему, что служило расширению оборота прибавочной стоимости. Торговый капитализм, соответственно, не оказывал сопротивление промышленному капитализму, в отличие от феодального порядка. При этом в городских центрах в общем и целом доминировало сословное общество, и мануфактурное производство, как и на протяжении всего феодального периода, регулировалось и контролировалось. История мануфактуры на протяжении Средних веков — это история строгого регулирования ее гильдиями, при котором деятельность подчинялась предписаниям престижа, статуса и морального кодекса, а не требованиям системы оплаты труда. Система оплаты труда, конечно, также была задействована, но оплата обычно регулировалась либо городскими властями, либо вмешательством государства. Вследствие этого предприниматели вынуждены были размещать промышленное производство в сельских районах, подальше от городского влияния и регулирования. Английская суконная промышленность, например, пережила несколько перемещений. Только в конце средневекового периода промышленное производство взяло на вооружение некоторые капиталистические формы организации (производство, ориентированное на прибыль, инвестиции, спекуляции, кредитование, торговля фьючерсами и т. п.). Эти нововведения, несомненно, были привнесены в промышленность торговым капитализмом, который смог в некоторых случаях даже сформировать существенную массу пролетариата (как во Флоренции и Нидерландах на пике их промышленной активности). Но это не было революционным путем. Индустриализация, которая в конце концов подчинила себе торговый капитал, не была городским феноменом, но сама привела к созданию новой формы урбанизма — процесс, благодаря которому Манчестер, Лидс или Бирмингем превратились из мелких деревень или захолустных торговых центров в индустриальные города с мощной производительностью. Этот же процесс, стоит добавить, привел к тому, что доминировавшие когда-то торговые центры, сложившиеся на базе этики торгового капитализма, а также экономической функции, которая по сути была паразитической, начали терять свое экономическое и политическое значение. Амстердам уступил место Лондону, а Бристоль — Бирмингему. Проникновение саморегулирующейся рыночной деятельности в промышленное и аграрное производство привело к созданию новых городских центров, а также новой формы урбанизма: классовая стратификация теперь стала наиболее важной характеристикой, заменив старые виды дифференциации, которые основывались частично на стратификации (при условии законодательного регулирования прав собственности и прав на осуществление производства в целом), а частично — на традиционных критериях сословного общества.