Агнесс собрала возле себя очень интересных личностей. Очень интересных… Вампиры, обладающие даром — редкость, но вампиры с таким даром — настоящий алмаз.

Внезапно пространство дрогнуло, пошло рябью, темнота очень медленно разрушалась, раскалывалась на множество осколков. Первым исчез запах сырости и плесени, воздух наполнился свежестью и казался холодным. Мягкие лучи солнца, проникающие сквозь закрытые окна, осветили вполне нормальные камеры, находящиеся совершенно не в подвале. Звук крысиных лапок, писка и постоянного царапания оказался вполне реальным, просто сами камеры не были переполнены умирающими вампирами, как рассказал нам Томас. Эти животные спокойно шастали вдоль коридора, подметая пол своими хвостами. Они чувствовали себя тут хозяевами и совершенно не понимали, почему кто-то из заключенных решил выпить кровь у их сородичей. К моей камере они не подходили, оббегали ее стороной, но создавали видимость присутствия.

Крысы — вот, кто позволил обо всем догадаться.

— А Томас-то с приветом, — заметил оборотень, стараясь разломать прутья камеры, — какого черта?

— Магия, — тяжело вздохнул я, указывая на несколько пульсаров в области потолка. Михаил не мог их заметить из-за своего угла обзора, — но зато теперь я тебя вижу.

— А вот я хочу отсюда выбраться… Слушай ты, дрыщ! Открывай эту гребанную камеру! — С силой пнув Томаса, Хартманн даже не намеревался будить вампира, он просто сбрасывал на него свои эмоции. — мне нужно бежать! Василина в беде! А я тут… среди крыс!

— Зато в отличие от нее ты цел, невредим и очень хорошо выглядишь…

На сцене появился новый персонаж, точнее не так — старый, но в новом свете.

— Ах ты ж подонок… — Хартманн рычал, испытывая гнев и ярость, а вот Агнесс, стоящая рядом с Воэром, выглядела до ужаса довольной. — мразь…

— Ну-ну, пушистик, — колдун рассмеялся, да так заливисто, что мне тут же захотелось свернуть ему шею, — не тявкай. Мы все взрослые нелюди, это просто выгода, вот и все. Верно говорю?

Колдун повернулся к Агнесс, улыбнулся ей и явно был очень доволен.

— Ты оказался прав, он догадался, — в голосе вампира звучала наигранная печаль, — но я надеялась узнать его маленький секрет…

— Этот секрет интересен не тебе одной, — на этот раз Воэр стал совершенно серьезным. Больше не было игры, он стер со своего лица улыбку, — я хочу знать, как мой ученик смог сохранить магию в своем вампирском теле. И не смей нарушить наш договор, в отличие от твоих вампирят я могу разнести к чертям собачьим весь твой клан.

Агнесс рыкнула, оголила клыки — ей не нравилось, что в ее же доме с ней ведут себя подобным образом, но все в мире магии знали, на что способен Воэр. Этот маг может уничтожать целые города при должной подготовке. Уровень его силы зашкаливает, но радиус поражения тоже огромный. Он не может сражаться в полную силу, если рядом есть свои соклановцы, но вполне способен метать ножи в спину, отсиживаясь в кустах.

Он сильнее Агнесс, он сильнее Риэль и Ньялы, но он не может показать свою мощь, не разрушив при этом Санкт-Петербург до основания.

— И давно ты на их стороне? — голос подвел, я сам не ожидал от себя такой ярости.

— С самого начала, — он сказал это как само собой разумеющееся, — когда еще у меня появится возможность узнать самый главный твой секрет? К тому же козырем в рукаве Агнесс добьется ответа довольно быстро.

Все это время женщина держала что-то за спиной…

Она медленно выставила вперед руку, улыбаясь при этом так, словно уже победила.

— Истинная пара, мой юный друг, — пролепетала она. — истинная пара.

В ее руках была кофта Марианны.

Не верю…

— Ну так что, Вернер, — Воэр стоял рядом с камерой, выглядел так, словно наслаждался всем происходящим, — поиграем?

Поиграем… Еще как поиграем…

Внутри разгорелось пламя ярости, все тело трепетало. Хотелось выть, орать, рычать, уничтожить, но…

Магия… Чертова магия!

— Эх, Томас-Томас… — Воэр смотрел на вампира с презрением, потом перевел взгляд на Агнесс, — я его тебе отдал для чего? Чтобы ты его сильнее сделала, а ты? Слабак… Знаешь, что самое забавное, Вернер? Когда Томас стал вампиром и внезапно продемонстрировал свою силу, я обрадовался. Решил, что секрет твоей магии прост и тебе просто повезло, но… Но Томас владел лишь одной силой… Одной! В то время как ты ни только колдовал в тихую у всех под носом, но и пользовался даром, возникшим у тебя после становления вампиром. Контроль, да? Ты с легкостью его освоил, но я знаю его минусы…

Воэр не смотрел мне в глаза, не было зрительного контакта, а это значит, что и никакого контроля тоже не будет. Я всегда восхищался своим учителем, но сейчас мне хотелось свернуть ему шею.

— Где Марианна?

— У меня, конечно, — с удивлением ответила Агнесс, — а еще с ней рядышком Леон сидит. Ты ведь помнишь его, не так ли?

Кулаки с силой сжались… Я чувствовал, как от злости сводит челюсти…

Леон… Тварь! Мы были врагами еще до того, как Анна Хольц обратила меня, до того, как эта ведьма нашла яд вампира! Раз за разом мы сражались, клялись, что уничтожим друг друга… Он смеялся, когда узнал, что я стал одним из них, наслаждался триумфом победы, но сильно обломался, осознав, что в моей глотке не побывала ни единая капля человеческой крови. За это он возненавидел меня еще сильнее.

И Марианна теперь с ним.

— Сколько мы здесь сидим? — оборотень вмешался вовремя. Благодаря звучанию его голоса я пришел в себя и на время отбросил ненависть в сторону — она мешала.

— Две недели, — Агнесс получала истинное удовольствие… Истинное!

— Д-две… две недели? — Михаилу стало плохо, но он и не пытался этого скрыть. — Как две недели?

— Вы сильно пострадали в бою. Знаешь, мой юный ученик, — колдун сел напротив решетки, — ты ведь знаешь, я очень люблю игры…

— Знаю… — ответил я, осознав истину вещей после высказанной фразы.

* * *

Василина. За день до пробуждения Леонида и Михаила.

Они ведь придут. Они ведь придут за мной?

Маленькое окно в стене вызывало лишь ненависть, хотелось кричать, кусать локти, делать хоть что-нибудь, но пытаться выбраться из этой ловушки.

Клетка… Птица в клетке, которая скоро лишится своих крыльев, своей гордости и радости — своего источника долгой жизни…

Они ведь придут за мной?

Отсутствие еды семь дней валькирией переносятся не так тяжело, но вот воды хотелось адски. Горло пересохло, губы потрескались — тело обезвожено. Даже слезы больше не текли, я плакала беззвучно, стонала в грязную старую подушку и ждала, когда дверь откроется и на пороге застынет Ньяла.

Ритуал очищения совсем скоро, я боюсь его даже больше, чем самой смерти. Когда существо расстается с жизнью, оно просто исчезает. Оно больше не испытывает боли или сожалений, не чувствует страданий — дух отделяется от тела, но вот время перед этим моментом… Оно пугает до дрожи в коленях. Я слышала, что многие валькирии не выдерживали и теряли сознание еще в тот момент, когда просто выдергивали перья.