«Прости, Морриган, но, запертая в твоих кошмарах, я ничем не смогу тебе помочь».

Замерев посреди хаоса, Клио закрыла не видящие в реальности глаза.

«Ведающая Мать, вы нужны мне!»

Осторожно разомкнув веки, увидела… ее. Лесная ведьма, сидя в тени исполинского дерева, гладила такого же седого волка. Глаза прикрыты, на губах блуждает умиротворенная улыбка. Мир сна Ведающей Матери казался таким настоящим, что Клио могла бы решить, будто неведомые чары перенесли ее в настоящий Неметон. Если бы только не была здесь зрячей без своей голубки.

Даже странно, что Ведающей Матери снился такой обыденный сон – почти зеркальное отражение реальности. Но может, и не стоило пытаться понять логику… сна?

Клио негромко окликнула лесную ведьму. У нее оказались столь же мудрые и голубые, как у ее волка, глаза.

– Дитя, ты нашла меня!

– Ведающая Мать… Почему я вижу сны Морриган? Почему вижу вас?

– Ты можешь называть меня Ведой. – Она ласково потрепала волка по загривку. – Что до твоего вопроса… Наверняка ты слышала истории о людях, которые, едва не погибнув, обнаруживали в себе новую силу.

– Те, кто пережили клиническую смерть, да.

– Не знаю я всех этих ваших ученых слов, – ворчливо отозвалась Веда. – Но я знаю, что магия, которая вернула тебя к жизни, забрала твои глаза, но при этом усилила то, что уже было в тебе. Так у человека ослепшего обостряется слух, – с мягкой улыбкой добавила она. – Магия непостижима, непредсказуема. Даже для нас, ведьм.

«Ведьма», – мелькнула в голове пропитанная страхом мысль, но Клио силой воли выжгла ее из собственного разума.

Она засыпала Веду вопросами. Утоляя ее любопытство, ее жажду ответов о новой себе, лесная ведьма не выглядела утомленной. Счастье, что время здесь текло иначе, однако в конце концов неизбежно настала пора уходить. Сон Веды таял, размывался, превращаясь в белое ничто.

Мир снов отпускал Клио, но она знала: он будет терпеливо ждать ее каждую ночь.

Морриган мрачно смотрела на испещренный трещинами полуночный осколок. Решительно тряхнула головой. Раз судьба не торопилась награждать ее за старания, свою награду она завоюет сама.

Хорошо, что рассветная магия полностью при ней. Морриган провела рукой над изувеченным осколком истины и прошептала слова заклинания. Трещины заполнялись золотистым светом, зеркало сращивалось, словно поломанная кость. Дождавшись, когда осколок вновь станет цельным, Морриган убрала его в карман черного кожаного плаща, где уже лежали уменьшенные зеркала Клио и Ниам. И отправилась в Кенгьюбери, надеясь, что метка Дэмьена все еще не утратила свою силу и позволит ей вернуться.

Морриган кралась по улицам, придерживаясь теней и стараясь держаться как можно дальше от зеркал слежения. Не слишком удобно, что спиритуалист вел дела в Центральном квартале, который кишмя кишел и ими, и полицейскими агентами. Морриган даже не удивилась бы, узнав, что заказ на нее уже передан охотникам. Конхобар ведь обещал: если о ее действиях станет известно Трибуналу, церемониться он не станет. Будет забавно, если кто-то из бывших коллег откроет на нее охоту на улицах родного города. Хотя «забавно», пожалуй, все же не слишком подходящее слово.

Увидев Морриган, МакМурри отчего-то просиял: то ли страдал от недостатка клиентов, то ли ему пришлось по душе ее общество. В этот раз на спиритуалисте был не менее эксцентричный наряд: узкие до неприличности белые джинсы, рубашка с бахромой на рукавах и ковбойская шляпа. Удержаться от ехидных замечаний оказалось невероятно сложно. Морриган могла по праву гордиться тем, что ей все же удалось.

– Снова твоя сестра? – спросил МакМурри, когда она выложила на стеклянный стол коллекцию зеркал и филактериев.

– Нет, ее убийца.

Белозубая улыбка сползла с загорелого лица.

Зеркала и филактерии МакМурри отложил в сторону почти сразу. Как и подозревала Морриган, его заинтересовал осколок истины. Бережность, с которой спиритуалист прикасался к одному из главных ведьмовских атрибутов, заставляла проникнуться к нему симпатией.

– Здесь – часть его души, его чар и его энергии. Не стала извлекать, оставила вам. – Она отвела взгляд, нехотя добавила: – Подумала, что вы сможете прочесть их лучше меня.

– Правильно сделала. Я попытаюсь с ним связаться. Знаешь его имя?

– Итан, – с ненавистью отпечатала Морриган. Сжала челюсти так, что заныли зубы.

МакМурри подался вперед. С тихим шепотом водил рукой над осколком истины, извлекая из него энергию убийцы. Накручивал ее на палец, словно шелковую нить. Но не спешил заключать душу в филактерий, не обрывал связь, оставляя осколок источником, а нить – проводником. В отражении эта связь напоминала пуповину. Вокруг плавали клочья тэны, запах полыни стал острей.

– Что вы видите?

Спиритуалист то открывал глаза, вглядываясь в осколок, то прикрывал их, будто глубже погружаясь в видения прошлого.

– Он был влюблен.

– Мило, – сухо сказала Морриган. Прикусила язык – ей важна каждая мелочь. Даже самое незначительное, на первый взгляд, знание о духе. – Кто она?

– Я не вижу ее лица – он влюблен не в ее красоту, а в ее светлый, чистый образ. Девушка с лучезарной улыбкой. Хрупкая, бежит куда-то от него, ветер играет ее волосами. Он любуется ею. – Меж бровей МакМурри пролегла складка. – В других его мыслях ее образ чем-то омрачен. У нее непростая жизнь, но он восхищен ею. Тем, что не позволяет трудностям себя сломить.

– Характеристика для львиной доли людей, – заметила Морриган. – У каждого из нас свои драмы. Мне нужно что-то более…

– Определенное, понимаю. Но любовь… Она не терпит фактов. И в осколке мало его самого. Лишь след того, что в нем осталось. Набросок. Отголосок эха.

– Хорошо, что еще вы видите?

МакМурри тяжело вздохнул.

– Снова много мыслей, воспоминаний о ней. Она чудесная, милая, любящая – девушка, сестра и дочь. В мечтах – мать для его ребенка. Но сквозь очарованность Итана ею проступает страх.

– Страх?

– Что их любви помешают. Разобьют, растопчут, как хрупкое стекло.

Судя по тому, что Итан мертв, боялся он не напрасно.

– «Мы из разных миров» – вот его главный страх, который стеной стоит между ними, который постоянно точит его изнутри.

Морриган пожевала щеку. Что, если он – полуночный колдун, а она – рассветная ведьма? Но при чем тут, во имя Дану, Клио? Случайная жертва чужой и, вероятно, трагичной истории любви?

– Почти все его мысли – те, что заперты здесь – о ней.

– Почти. Значит, есть и другие?

– Гордость. Он хочет спасать других. Иногда получается.

Ногти Морриган проехались по стеклянной поверхности стола, впились в ладони.