Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья слушали мои слова и объяснения, а затем пришел их черед учить меня, и вот что они сказали:
«Видите, доктор Рипкен, как мы с вами встречаемся? Тайком. Наши домашние церкви ночами переезжают с фермы на ферму, из дома в дом. А вы говорите нам, что в вашей стране пасторы могут во всеуслышание проповедовать Евангелие, и еще – что верующие в Америке вольны совершать богослужения где и когда захотят».
«Вы видели, как наши предводители разрывали на части Библию и делились ее страничками, чтобы каждый пастор мог взять хоть какой-то фрагмент Писания и поделиться им с людьми. А вы говорите, что лично у вас на книжной полке в кабинете семь разных версий Библии, что у вас много христианских книг, что вы постоянно читаете христианские журналы и газеты…»
«Ни у кого из нас нет даже своего сборника гимнов или хоровых песнопений. А вы говорите, что в ваших церквях такие сборники есть у каждого, что вы можете купить их в книжных магазинах или заказать у издателей оптом, что христианская музыка звучит на радио и в телепередачах».
«Вы сказали, в вашей стране каждый, даже неверующие, отмечает рождение Иисуса как государственный праздник, а бывает, в церквях разыгрывают сценки рождения Иисуса, чтобы привлечь и развлечь публику».
«Наши предводители изучают свое богословие в тюрьмах. А у вас есть школы, где учат именно христиан».
«Да, мы рассказали о молитвах за больных и о том, как многие чудом исцелились. Но, может, только один из тысячи исцеленных воздаст Богу должное или даже обретет Иисуса. А у вас верующие, если пожелают, могут пойти к доктору-христианину или даже лечь в христианскую клинику».
«Так скажите, доктор Рипкен, в чем большее чудо?»
Когда мне задали этот вопрос, заплакал уже я. Я начал сознавать, сколь многое в своей жизни принимаю как данность. Я внезапно увидел все то, чему позволил стать обыденным, все то, что сочли бы чудом миллионы гонимых христиан.
Правда в том, что все, принимаемое нами как должное, на самом деле чудесно!
Этому меня научили верующие из китайских домашних церквей. Их целительные уроки дали мне новый взгляд, способный видеть и ценить чудесную силу Бога, которая все еще есть в нашем мире и все еще действует в нем. На моем долгом пути и мои китайские братья и сестры, и другие гонимые христиане по всему миру вернули мне мою церковь, мое почитание Бога, мою Библию, мою веру и много чего еще.
И теперь…
Я никогда не праздную вечерю Господню, не подумав о том, как в Могадишо четверо моих друзей-сомалийцев, позже преданные мучительной смерти, принимали вместе со мной свое последнее причастие. Никогда не преломляю хлеб и не делаю глотка из чаши, не отдавая себе отчета в том, что делаю это не только для себя, но и ради моих братьев и сестер во всем мире, у которых нет и, возможно, никогда больше не будет доступа к Телу и Крови нашего Господа в таинстве Святого Причастия.
Каждый раз, когда я открываю книгу гимнов, я думаю о Тавьяне – том старом певце-святом, сочинившем в своей тюремной камере шесть сотен хвалебных и богослужебных песен, которые ныне каждую неделю поют в церквях по всей его стране.
Когда в воскресное утро я участвую в богослужении с американскими церковными общинами и мы вместе встаем, чтобы возвысить наши голоса и дух в общем пении, мне вспоминается одна из самых враждебных к христианству стран на Земле. В той стране верующие встречаются тайно, каждую неделю в разных местах, по трое, вчетвером, впятером, делятся верой, чтят Бога и «поют» любимые хвалебные песни беззвучно, дабы соседи не предали их в руки тайной полиции.
Когда мое сердце трогает некая особая музыка – будь то офферторий или возвышающий душу хоровой гимн, – я думаю о смелом голосе Аиши, вознесшемся из темного карцера в полицейском участке, или о том великом хоре из пятнадцати сотен заключенных, обратившихся к востоку и с воздетыми руками певших для Дмитрия его «Песню сердца».
Когда я во время занятий протягиваю руку к книжной полке за одной из Библий и раздумываю, какая версия мне лучше всего пригодится для подборки цитат, я вспоминаю тех китайских пасторов, уходящих с тайной встречи с горсткой страничек из Священного Писания, прижатых к груди. Они будут проповедовать лишь на основе этих страниц – пока не получат очередную часть Библии.
Еще я думаю о той молодежной встрече, что прошла в Москве пятьдесят лет назад, когда юные русские верующие воссоздали по памяти все четыре Евангелия.
Я думаю о сотнях верующих, с которыми беседовал и которые могли продекламировать мне вслух «их стих» – тот отрывок из Библии, который на протяжении долгих лет страданий и преследований даровал им спокойствие, силу выжить и сохранить веру, живую и полную сил.
* * *
Мы покидали Сомали сломленными, побежденными, лишенными духа. После смерти Тима в Найроби мы упаковали пожитки, поджали хвост и устремились домой в Америку. У нас не было ничего, лишь несколько чемоданов, небольшой контейнер со скарбом и целый вагон душевной боли и духовных вопросов – свидетельство нашей пятнадцатилетней жизни и работы за границей.
Если посмотреть на последние пятнадцать лет, то я уверен: останься мы с Рут в Кентукки, с нашей старой компанией из колледжа, с друзьями и семьей, мы бы, наверное, нашли лекарство от горя и в конечном итоге возродили бы в себе надежду. Наверное. Откровенно говоря, подозреваю, что надежда эта была бы не столь глубокой, а лекарство – не столь целебным. Однако все вышло совсем по-другому. Люди, которых мы повстречали в нашем долгом паломничестве среди гонимых верующих, не только дали нам новое и более полное понимание того, что мы были призваны делать. Они научили нас тому, кем мы призваны быть.
И примеры, которые они явили в своей жизни, и истории, которые они рассказали, не только восстановили нашу надежду и излечили наши раны, но и изменили наш взгляд на мир, придали иное направление нашей работе, воскресили нашу веру и изменили нашу жизнь. Навсегда.
* * *
Самира – одна из самых сильных и самых отважных христианок, ушедших от ислама, каких когда-либо знали я и Рут. Молодая, незамужняя, образованная, Самира посвятила свою жизнь Иисусу после неоднократных видений и снов. Чудесным образом она обрела Библию и начала