я встал на ноги, то удержался. Не рухнул, а смог, пусть и через головокружение, начать двигаться, на ходу кое-как привыкая к болезненным ощущениям при каждом шаге.

Ерунда, бывало и хуже. Сейчас гораздо важнее понять, где я. И — как отсюда выбраться.

…комната, в которой я лежал, была крохотной и тусклой. Кроме кровати, телевизора и пары стульев здесь не было практически ничего. Да уж, больше похоже на камеру в каком-то подвале, чем на больничную палату.

Одно и понятно: кому и зачем было бы лечить меня в палате? А это, судя по всему, подвал и есть; не под женским общежитием (кто бы мог подумать, что я стану вспоминать о нём с ностальгией?), а какой-то другой, куда теснее.

В небольшом высоком окошке всё было белым-бело; кажется, снаружи лежал снег. Вот чёрт… сколько всё-таки я здесь пролежал?

Дверь подвала была слегка приоткрыта, и оттуда тянуло холодным воздухом. Похоже, никто даже не озаботился тем, чтобы запереть её. Ха. Подсосы Эрмита (фамилия резко всплыла в голове вместе с небольшой долей воспоминаний) небось думали, что я ещё долго не проснусь?

Ну а вот я проснулся. Проснулся… и стою посреди своей «тюрьмы», пытаясь понять, что же мне делать.

Лестница, ведущая наверх из подвала, пуста, но что дальше? В здании — чем бы оно ни было — наверняка есть люди Эрмита, и пока я не пойму, насколько всё плохо, лучше туда не соваться. Попытаться покинуть дом, не попавшись им на глаза? Звучит красиво, вот только как далеко я уйду? Ослабленный после долгой комы, по снегу, одетый в… кстати, а во что я там одет?

Что ж; из одежды на мне только тонкие матерчатые штаны — и куча бинтов как модный аксессуар. А ещё я босиком; самое то для прогулки по сугробам.

Тем не менее, оставаться в подвале и дальше не было никакого желания. Ладно, что я теряю? Если попадусь, то меня просто вернут сюда же, а так — худшее, что могло случиться, уже и так случилось.

Пошли.

Медленно, аккуратно переставляя ноги, я двинулся к двери… когда в какой-то момент что-то хлёстко ударило меня по лодыжкам — и коротко, но громко затрещало.

Блин; всего лишь запнулся о шнур от телевизора, вырвав его из розетки. Я машинально обернулся к погасшему экрану… и вздрогнул, увидев себя.

И как я не заметил здесь это зеркало раньше?

Так же медленно подойдя к нему, я тронул рукой бинт, закрывающий половину лица и две трети груди; как же всё-таки сильно эти повязки меняют облик человека — в первую секунду я даже сам себя не узнал.

Но, наверное, не так сильно, как то, что под ними?

Поколебавшись пару мгновений, я принялся осторожно разматывать бинты у себя на голове.

…в первую секунду, увидев пустую дыру на месте левого глаза, я замер. Вокруг глазницы располагались уродливые незажившие шрамы, но даже они меркли рядом с… этим. Твою ж мать.

А впрочем, почему нет? Я выжил, и это само по себе удивительно. И раз уж я умудрился как-то выжить, то потерю глаза можно будет и потерпеть. Неприятно… но не смертельно.

И, разумеется, это долг, который следует… взыскать.

Чёрт. Даже странно, что я ещё думаю об этом — после того, как Эрмит меня чуть не прикончил; после того, как лишил всего… Мне бы сейчас думать о выживании, а в голове почему-то долги.

С другой стороны, на то, чтобы получить всю свою власть, мне потребовалось не так много времени. Конечно, там было несколько удачных совпадений, но если Система при мне, то почему бы не попытаться…

Кстати, об этом.

«Система, покажи статус», — приказал я.

Перед единственным глазом замерцало — странно, раньше так не было! — и спустя секунды три в воздухе повисли буквы.

[ ОШИБКА! ]

[ Состояние тела: критическое. ]

[ Состояние души: критическое. ]

[ Отображение информации невозможно. ]

Какого ещё?.. А вот это уже посерьёзнее какого-то там глаза. Система была моим единственным козырем, единственным шансом на… вообще хоть что-то. Начиная от мести и заканчивая нормальной жизнью.

«Отобрази доступных дедов!» — затребовал я, но безрезультатно. Передо мной маячили те же самые буквы, ничего и не думало меняться.

Ну зашибись. Оглянувшись по сторонам, я приподнял один из ссохшихся стульев — и что было силы шибанул им по зеркалу. Звон; осколки посыпались на пол.

Подобрав один из них, я обмотал его основание снятым с головы бинтом; теперь его можно было как-то держать в руке.

Я покрутил в руке импровизированное оружие. Не Система, конечно, но хоть что-то.

А теперь — идём разбираться со всем этим дерьмом.

Лестница вывела меня в коридорчик, ещё более обшарпанный и крохотный, чем моя камера, но чисто прибранный. На не пойми какой древней тумбочке были ровным рядком разложены инструменты: молоток, клещи, длинное шило, ещё какая-то штука, которую я не опознал…

Как-то это нехорошо выглядит. Как будто они разложили всё это тут, под рукой, чтобы начать пытать меня, как только я приду в себя. Да и само местечко какое-то… гнетущее. Словно меня специально засунули в самую тёмную дыру, какую только смогли найти.

Развить эту мысль я не успел — через секунду после этого раздались голоса.

—…ну и сколько это ещё будет длиться? — голос, звучавший из-за оббитой плотным дерматином двери, был женским — и при этом определённо не юным. — Как долго у нас в доме будет валяться труп?

— Ты прекрасно знаешь, что он не труп, — отозвался другой, мужской голос.

— Да? Тогда, может, пусть он встанет, прогуляется, поговорит о чём-нибудь? — вскинулась женщина. — Может, он ещё дышит, но по факту он труп, и ты знаешь это не хуже меня.

— И что ты предлагаешь? — устало вздохнул мужчина. — Кончить его?

— Да кончить и то было бы милосерднее!

Пауза; затем мужчина твёрдым голосом отрезал:

— Нет. Ты сама знаешь, что мы не можем этого сделать. Мы обещали ему, что паренёк будет здесь и никуда не денется.

Вот чёрт. Ох как мне не нравится это «обещали ему»… И почему ещё милосерднее было бы меня прикончить? Что вы тут собираетесь со мной делать?

Нервы, и без того взведённые неожиданным пробуждением, были уже на пределе, а потому, когда дверь начала открываться, я сделал первое, что продиктовали рефлексы.

Я бросился вперёд.

На этот раз тело даже почти не свело болью — то ли сработал адреналин, то ли ещё что. Ещё не разглядев, кто именно выходит из дверей мне навстречу, я ухватил фигуру одной рукой, а второй приставил к её горлу острый осколок зеркала.

— Стоять!! — хрипло выдохнул я, не узнавая собственный голос. — Всем стоять!

Острый конец осколка ткнулся в чью-то шею; я обводил глазами представшую передо мной картину. Напрочь убитая комната частного дома, такая же, как и коридор — потасканная жизнью, но чисто убранная. За столом, стоящим у окна, в ужасе застыли двое — мужчина и женщина лет по сорок с лишним. На столе — несколько чашек и вазочка с печеньем, белая скатерть… всё мирно и чинно, вот только кому эти добрые люди пообещали сохранить меня и для чего?

Вот именно.

— Никому не двигаться! — повторил я, с яростью глядя на парочку. — Я ухожу отсюда; не пытайтесь мне помешать, или ему… ей конец!

Точно; фигурка, что замерла под моими руками, принадлежала девушке, или даже девочке-подростку — с такого ракурса не разобрать. По бледной шее стекала капля крови; мужчина и женщина, видимо, родители, с ужасом следили за ней…

А затем девочка звонко и весело рассмеялась.

— Да не утруждайся ты, — голос её звучал как-то отчуждённо и странно, будто у неё были не все дома. — Я и сама всё сделаю… дай молоток.

— Ага, конечно! — я не ослабил хватки; может, она косит под дурочку, чтобы я её отпустил? — Так, живо. Мне нужны обувь, тёплая одежда…

Выбраться отсюда будет непросто, особенно в таком состоянии. Но, похоже, здесь нет тех, кто смог бы сразу кинуться в погоню — уже плюс. А пока эти мудаки свяжутся с Эрмитом… я уже что-нибудь придумаю.

— Погоди! — мужчина поднялся с места; женщина сделала быстрый жест, пытаясь его удержать, и мужчина поднял руки, показывая, что он не собирается нападать. — Погоди, опусти эту штуку…

Я покачал головой.

— Чтобы что? Чтобы вы вернули меня в подвал?

— Гена, — в голосе женщины зазвучали истерические нотки, — Гена, дай ему то, что он хочет. Пусть уходит, только не спорь…

— Нет, погоди, —