– Только не сегодня! Сегодня Таис будет занята.

Шуалейда сделала удивленные глаза:

– Чем это?

– Шера Альгредо будет танцевать с нашим величеством, слушать комплименты, принимать подарки и примерять корону. Завтра я представлю ее столице как будущую королеву.

– Ты уверен, Кай, что после того безобразия, которое было на празднике, Таис вообще станет с тобой разговаривать? Мне казалось, она обиделась.

– Будет, – как-то слишком уверенно кивнул король. – Таис умница, она все отлично понимает. Да и не вижу никого, кто помешает мне извиниться перед ней.

– Ты же собирался петь ей серенаду под балконом, – усмехнулся Закариас.

– Серенады потом. Почему бы мне не спеть серенаду собственной жене? Это весьма оригинально.

– Золотая мысль! Жена не сбежит, даже если испугается дивного пения вашего величества! – поддержала Лея, и если бы Стриж не ощущал ее эмоции как свои, то поверил бы в ее беззаботную легкость.

Но Лея тревожилась за брата. А может быть, не только за брата. Наверное, если это важно – она все ему расскажет. Чуть позже.

– Мы, как истинный монарх… – тем временем напыщенно начал Каетано, но тут же хихикнул. – Не собираемся лично пугать кошек. Каждый должен заниматься своим делом, так что петь серенады будет барон Тольядос. Ты же не откажешь своему королю?

– Себастьяно? – Шуалейда перевела взгляд с довольного брата на смущенного Стрижа и рассмеялась. – О, мой свет! Нам не хватает еще одной очарованной дамы!

– Хорошо, пусть будет один очарованный король, – подмигнул ему Каетано. – Спой нам, мастер Стриж… э, то есть барон Тольядос.

С гитарой в руках Стриж ощутил себя целиком и полностью счастливым. Он видел только Лею – и когда она после ухода Кая и остальной компании учила его управлять эфирными потоками, и вечером, когда снова надел лейтенантский мундир и ехал с ней на прием к Альгредо.

Бал у Альгредо тоже казался сном. Блеск, роскошь, высокопарные речи и изысканные блюда, церемонные танцы и завистливые взгляды, ароматы благовоний и запахи разгоряченных тел с приправой из интриг, лести, шкурных интересов, ревности и похоти. Все это скользило по краю сознания, откладывалось на потом, чтобы в тишине и одиночестве Стриж мог обдумать, оценить и понять хоть что-то. А пока он держался за Шуалейду, как за единственную опору в этом безумии, отвечал на все вопросы загадочной улыбкой и наслаждался каждым мгновеньем покоя: прекрасные сны имеют обыкновение слишком быстро заканчиваться.

Последней Стрижу приснилась сарабанда. Чопорная, мучительно медленная. Он кружился и кланялся Шуалейде, скользил взглядом по затянутым в парчу бедрам, но не касался ее и кончиками пальцев – а она в ответ раздевала взглядом его. Словно бронзовые фигурки в Кукольных часах: век за веком кавалер кланяется даме, она приседает в реверансе, они делают три круга, снова кланяются – и, так и не коснувшись друг друга, расходятся прочь, чтобы через час вернуться и повторить все сначала. К концу сарабанды в ушах Стрижа часы отбивали полночь: пора, сейчас же пора унести ее отсюда, прочь из стройных рядов танцующих кукол, поверить в то, что она – живая, что они оба – живые, свободные. Не куклы.

Но едва музыка смолкла, около них очутился вислоусый шер.

– Право, ваше высочество так дивно танцует, – начал шер, тот самый, что на королевском балу очаровывал старшую принцессу, – что, будь я моложе, непременно вызвал бы лейтенанта на дуэль, чтобы снискать хоть единый шанс быть замеченным вами!

От замысловатых комплиментов пахнуло смутно знакомой опасностью. Сладкое наваждение схлынуло, оставив Стрижа словно голым на пронизывающим ветру. Все вокруг разом прояснилось, стало четким и ярким, слух обострился так, что он легко различил шепот Каетано: «…на свежий воздух, моя королева», приказ дворецкого оркестру играть вельсу громче, и где-то в дальнем конце зала тихий отчет гвардейцев Альгредо: «…садовника не нашли, кабинет проверили – следов взлома нет».

Собственно слов шера Акану Стриж почти не различал: его комплименты и намеки на удивительные тайны, кои он может открыть прекрасной Шуалейде, буде та соблаговолит осенить его милостью высочайшего внимания, сплетались в тонкую охотничью сеть. И пахло от этой сети смертью – не прозрачным льдом Ургаша, не кровью очищения, а чем-то чуждым, мертворожденным, краденым…

«…оставил ножницы свои до времени, и должны ножницы Его быть всегда острыми. Ибо полотно, единожды прохудившееся, никогда не станет таким же, как сошло с ткацкого станка, и лишь ткачи смогут вернуть заблудшие нити на положенные им места… Мертвый демон не всегда будет мертв, и снова понадобятся Брату ножницы Его…»

Голос Мастера вплелся в звуки скрипок и гобоев, словно бы насмехаясь: «Ты думал, что, покинув гильдию, забыл все, чему я учил тебя? Глупый мальчик. Собственную суть не забудешь».

«А я и не собирался», – соврал Стриж воспоминанию и окончательно понял, что свободен, жив, здоров и на своем месте: рядом с Шуалейдой, ее защитник и опора, а не сопливый тигренок с бантиком на одном месте.

Тем временем вокруг них стала собираться толпа – сети слуги Мертвого, хоть и не имели ничего общего с даром искусства, действовали безотказно. Пожалуй, стоит позаимствовать этот финт: три истории, одна в другой, и в последней прячется крючок.

– …ее высочество зовут Хозяйкой Ветров, приносят в жертву цапель и соколов, – продолжал Акану, с умеренной долей восторга глядя на Шуалейду. – Отколовшихся зургов пока не так много, но битва в Олойском ущелье слишком сильно проредила шаманов, древние устои ослаблены…

– Дикари! – громко шепнул какой-то молодой шер из-за спины сашмирского посла. – Давно пора выгнать их…

– Если бы Двуединые хотели отдать Пустоши нам, поселили бы зургов в ином месте, – оборвала его Шуалейда.

– Возможно, ваше высочество, через шесть веков после Мертвой войны настало время перемен? – мягко спросил сашмирский посол. – Если бы Двуединые желали отгородить зургов от людей, не оставили бы в Дремлинском хребте столь удобного ущелья.

– Поверьте, – так же мягко ответила Шуалейда. – Пустоши не стоят крови, которую придется пролить, приобщая дикарей к цивилизации.

– Право, ваше высочество слишком скромны! – Акану прижал руку к сердцу. – Одним ударом вы нанесли зургам самое сокрушительное поражение за последнюю тысячу лет, не потеряв при том и сотни солдат! Вас уже почитают как богиню, а при некотором старании, возможно, через несколько лет половина племен примет вас как законную правительницу…

Разговор свернул совсем не туда, куда желала Шуалейда – Стриж чувствовал ее досаду и напряжение, отзвуки болезненных воспоминаний. Но как помочь ей выпутаться, не знал: Мастер не учил ткачей придворным интригам. Вот если бы тут был Дайм, он бы…

«Он бы не стал сомневаться и прятаться за юбку! – мысленно фыркнул на себя Стриж. – Ты бард или тигренок с бантиком?!» – И, состроив сокрушенную мину, встрял в первую же паузу.