* * *

Несложно догадаться, что коэффициент родства тем выше, чем меньше размер популяции и чем больше в ней происходит близкородственных скрещиваний. Из этого следует, что возникновению эусоциальности способствует жизнь в замкнутых пространствах, где возможности для расселения ограниченны, а половых партнеров приходится искать среди членов собственной семьи. В результате формируется небольшой родственный клан, внутри которого взаимопомощь становится разумной стратегией: помогая соседу, ты с большой вероятностью вносишь вклад в распространение собственных генов. Скорее всего, именно так эусоциальность возникла у термитов, чьи предки жили изолированными семьями в трухлявых бревнах. Эволюция муравьев также длительное время проходила в условиях скученности под землей или в подстилке[289]. Как иначе объяснить, что рабочие муравьи, в отличие от рабочих пчел и складчатокрылых ос (Vespidae), лишились крыльев? Ведь крылья совершенно незаменимы для охоты далеко за пределами гнезда и транспортировки добычи на большие расстояния. От них имеет смысл отказаться, только если тебе приходится постоянно жить в тесном пространстве, не выходя на поверхность.

Долгое время список известных эусоциальных организмов исчерпывался термитами, пчелами, муравьями и складчатокрылыми осами. Однако в 1980-е гг., когда благодаря «Социобиологии»[290] Уилсона возникла настоящая мода на изучение социальности у животных и человека, эусоциальные виды были обнаружены также среди трипсов, тлей, амброзиевых жуков, ракообразных и грызунов. Оказалось, что и у них становление эусоциальности происходило в условиях замкнутого пространства, как и предсказывает теория родственного отбора. Например, амброзиевые жуки из группы Xyleborini живут в глубоких древесных ходах, отрезанные от солнца и свежего воздуха. Дочери самки-основательницы, прогрызшей ход, если их вообще допускают до размножения, спариваются со своими же братьями, прямо как царицы в Древнем Египте. Другим партнерам в материнском ходе взяться просто неоткуда, ведь самка-основательница обычно затыкает единственное входное отверстие своим телом. Да и к тому же самцы у этих жуков утратили способность к полету, так что при всем желании они не могли бы искать партнерш где-то на стороне, вдали от родных пенатов[291].

У трипсов – крошечных насекомых с веретеновидным тельцем и перистыми крыльями – эусоциальность сформировалась благодаря жизни в замкнутых галлах. Одиночных трипсов чаще всего можно найти на цветах: потрите в руках расцветший одуванчик, и на ваших ладонях, обсыпанных желтой пыльцой, они забегают маленькими черными точками. Такие цветочные трипсы слишком разобщены, чтобы создать коллектив. Галловые трипсы, всей семьей замурованные внутри одного галла, – совсем другое дело. Трипс-самка из австралийского рода Oncothrips, у которого впервые была выявлена эусоциальность, по весне прилетает на лист акации и втыкает в него свой хоботок. На месте прокола вырастает герметично запечатанный галл, напоминающий шарик, и самка-основательница поселяется внутри него, посасывая соки из стенок. Постепенно галл заполняется ее сыновьями и дочерьми, однако крылья у них меньше, и сами они почти не размножаются, занимаясь лишь охраной галла, – классический пример бесплодной касты[292]. Лишь под конец сезона из галла вылетают нормальные крылатые самцы и самки, которым предстоит основать новые колонии в следующем году.

Подобно трипсам, эусоциальные тли живут в галлах, а не на поверхности листьев и стеблей, как это делают обычные тли, у которых развитая социальная жизнь отсутствует. У японских галловых тлей Nipponaphis monzeni, питающихся на кустарнике дистиллиуме кистевидном, колонии существуют несколько лет. Это дольше, чем у многих складчатокрылых ос, семьи которых в нашем северном климате распадаются с приходом зимы. За это время галл, где живут тли-ниппонафисы, дорастает до размеров куриного яйца. Его стенки одревесневают и становятся настолько прочными, что их невозможно вскрыть руками. Галл этих тлей не по зубам даже японским макакам. На пике численности он служит домом для 700–2400 особей, т. е. по населенности превосходит даже гнезда многих низших муравьев[293]. Галл полностью герметичен, поэтому его многочисленным обитателям угрожает опасность захлебнуться в собственных жидких экскрементах, извергаемых одновременно с высасыванием новых порций растительного сока. Ниппонафисы решили эту проблему, заставив проводящую систему растения отсасывать через стенки галла продукты их жизнедеятельности. Ну чем не автономная канализация?[294] Представьте себе подводную лодку, которая четыре года не всплывает на поверхность, – примерно так же выглядит жизнь ниппонафисов. Только в самом конце срока существования колонии в стенке галла возникает небольшое круглое отверстие, похожее на люк, и из него вылетают сотни крылатых тлей, чтобы начать все заново. Опустевший галл с дыркой можно использовать в качестве свистульки – японские ребятишки называют его saru bue, что в переводе означает «обезьяний свист». Впрочем, некоторые эусоциальные тли живут и в открытых галлах. В этом случае уборкой там занимаются тли-солдаты, которые выталкивают через входное отверстие капельки экскрементов, а также линочные шкурки и тельца умерших собратьев[295].