Но ближе к миоцену климат похолодал, и наступил звездный час травянистых биомов. В ответ на это у предков лошадей и других копытных возникла гипсодонтия – особое устройство зубов, при котором за счет высоких коронок и непрерывного роста они обретают устойчивость к стиранию. Такими зубами очень удобно ощипывать и пережевывать жесткие злаки. Злакам ощипывание тоже идет на пользу, поскольку пасущиеся копытные заодно уничтожают и молодые деревца. Ведь лес – это злейший враг травяных биомов, который при любой возможности отвоевывает у них территорию. Известны случаи в нашей стране, когда степные заповедники зарастали лесом из-за запрета на косьбу и выпас скота. Так что без крупных жвачных животных ни степь, ни саванна существовать не могут. Но не могут они обойтись и без жуков-навозников, которые оперативно убирают за пасущимися животными кучи и лепешки; австралийский навозный апокалипсис тому примером. Этот блистательный триумвират – злаки, жуки-навозники и копытные – в буквальном смысле сформировал облик современной Земли. Травяные биомы, по разным оценкам, занимают от 20 до 40 % суши. Здесь вершилась мировая история, здесь проносились в вихре времен скифы, половцы, монголы, а под копытами их коней суетились навозники, скромные труженики, без которых «зелено-золотой океан», как с упоением описывал степь Гоголь, превратился бы в зловонную выгребную яму.

* * *

Одно из ярких впечатлений моего раннего детства – полуразложившаяся крыса, которую мы с другими шестилетками нашли на задворках детского сада. Мы увлеченно тыкали палочками в трупик грызуна, буквально шевелившийся от белых опарышей, пока нас не отогнала от него воспитательница. Опарышами в просторечии называют личинок высших мух. В ходе эволюции мушиные личинки лишились и ног, и головной капсулы, а от челюстей у них осталась только пара ротовых крючков, неспособных к откусыванию пищи. Поэтому твердая пища для них недоступна, они могут питаться только жидкостями. Прекрасным готовым блюдом таким личинкам служат, например, грибы или фрукты, разложившиеся до состояния жидкого месива. Выгребная яма деревенского туалета тоже сгодится. Но вот личинкам падальных мух (Calliphoridae) – тем самым, что копошились в нашей детсадовской крысе, – приходится самостоятельно разжижать себе пищу. Для этого они выделяют в окружающую среду трипсин, химотрипсин и другие протеазы – ферменты, расщепляющие белки. У нас с вами эти ферменты работают в желудке, а вот у опарышей пищеварение происходит за пределами организма. Под действием ферментов мышцы и соединительные ткани мертвого тела превращаются в бульон, который личинки затем втягивают в себя. Вот откуда взялся тот хорошо запомнившийся мне мутноватый ручеек, тянувшийся за крысиным тельцем…

Перед заглатыванием опарыши процеживают жидкость сквозь особые глоточные гребни, на которых остается концентрат пищевых частиц, тогда как лишняя вода уходит. Чтобы «супчик» не испортился раньше времени, личинки сдабривают его сложной смесью бактерицидных веществ. Этой особенностью издавна пользуются медики, сажая предварительно обеззараженных опарышей в гноящиеся раны, где они не только деликатно удаляют мертвую ткань, но и проводят антимикробную обработку. На Сардинии же местные сыроделы успешно используют внекишечное пищеварение мушиных личинок при производстве особого сорта сыра, известного под названием «касу марцу». Для его изготовления выставляют на жару надрезанные головки овечьего сыра, где быстро заводятся личинки сырных мух (Piophilidae). В результате их жизнедеятельности внутренность сыра разжижается и приобретает приятную кремообразную консистенцию, так что потом касу марцу можно намазывать на хлеб.

Жить в разлагающемся трупе, навозе или даже сыре не так-то просто – болезнетворные микроорганизмы подстерегают здесь со всех сторон. Особенно насекомые чувствительны к ним в тот переломный момент, когда личинка прекращает свою жизнедеятельность и приступает к превращению во взрослую особь. Чтобы защитить себя, высшие мухи окукливаются в пупарии (напомню, так называется задубевшая шкурка личинки последнего, третьего возраста). В герметичном пупарии, напоминающем бочонок, нежная куколка, подобно царевичу Гвидону в бушующем море, плавает в зловонных водах смерти и тления. Пупарий настолько прочен, что после завершения метаморфоза взрослой мухе из него не так-то просто выбраться. У падальных и других мускоидных мух для этого есть даже специальное приспособление наподобие подушки безопасности в автомобиле – птилинум. Он представляет собой мешок, который под давлением гемолимфы выворачивается из мушиной головы и проламывает пупарий, а затем втягивается обратно, оставляя после себя только небольшой шов.

Благодаря повышенной прочности пупарии неплохо сохраняются в ископаемом состоянии – вспомним хотя бы находки в фосфоритовых разработках Керси. Россыпи пупариев серых мясных мух, которые на пару с падальными мухами входят в число важнейших потребителей мертвечины, попадаются даже в древних курганах. А древнейшие пупарии, дошедшие до наших дней, относятся еще ко времени динозавров. Их обнаружили на территории канадской провинции Альберта. Ее скалистые пустыни изобилуют костями тираннозавров, трицератопсов и прочих динозавров, живших на излете мелового периода. Вереницы их скелетов выставлены в Королевском Тиррелловском палеонтологическом музее в городке Драмхеллере, расположенном в восточной части Альберты. Недалеко от здания музея в небо вздымается огромная пластиковая фигура тираннозавра высотой с пятиэтажку. В 1939 г. в окрестностях этого городка, который в туристических проспектах называют мировой динозавровой столицей, фермер и собиратель окаменелостей Рой Фоулер подобрал кусок ржавой породы со странными включениями, похожими на пилюли. Спустя 30 лет палеоэнтомологи распознали в них пупарии мух. Рядом с пупариями в куске породы лежала клешня речного рака, так что поначалу ученые предположили, что мушиные личинки, перед тем как окуклиться, питались его разлагающимся мясом и, следовательно, относятся к семейству падальных мух[273].

Но затем от этого предположения пришлось отказаться. Судя по находкам имаго, падальные мухи появились лишь в кайнозое, спустя многие миллионы лет после вымирания динозавров. Древнейшие представители группы калиптрат (Calyptratae), в которую входят падальные и серые мясные мухи, а также уже известные нам ежемухи, найдены лишь в балтийском янтаре[274]. Получается, что по эволюционным меркам калиптратные мухи – очень молодые насекомые. Надо полагать, что до их появления процесс утилизации трупов занимал куда больше времени, чем сейчас. Здесь возникает такая же проблема, что и с навозными жуками: надо как-то вообразить себе доисторический мир, в общем-то, похожий на наш, но обходившийся без важнейших элементов, без которых нельзя представить сегодняшнюю Землю. Это все равно что разбираться с экономикой древних высокоразвитых цивилизаций, которые тем не менее не знали письменности и денег.