не услышишь об историях Ани. Мое сердце болит, мне тяжело. Неужели доброта и любовь всегда так вознаграждаются? Сперва черная семья, а теперь вот она… Всегда говорят, что нельзя достаточно любить. Здесь мы дали ей наши сердца, наш домашний очаг, даже нашу частную жизнь, а что мы от этого приобрели? Трудно не испытывать горечи, так это кажется жестоко и несправедливо»…

Но, жалуясь и страдая, Царица не могла изменить дружбе. Она была бессильна отстранить от себя Вырубову, ставшую ей необходимой. При дворце в это время появилась другая, еще более зловещая фигура, связь с которой поддерживалась при содействии Аннушки. Вырубова была «фонографом слов и внушений» Распутина. Как в классических драмах, рок нагромождал вокруг несчастной семьи трагические обстоятельства.

В 1904 году, после десяти лет супружества, Царица родила мальчика. Наконец сбылось то заветное желание, о чем она так страстно и неустанно просила Бога. Она любила этого ребенка в своих мечтах задолго до его появления. Она отдала ему всю свою материнскую нежность, ласку и заботу. Он был для нее свет и радость, тот солнечный луч, который блеснул для больного, уже уставшего сердца, чтобы его согреть.

Но радость матери не была полной и не могла быть полной. Она томилась страшным предчувствием. Душу ее точила тайная тревога. Она хорошо знала страшную наследственную болезнь Гессенского дома; от гемофилии умерли ее дядя, брат и два племянника. Царица ужасалась при мысли, что она может передать эту болезнь своему сыну. Она вся холодела, сжималась и трепетала, когда по ночам, в расстроенном воображении, предчувствие переходило в уверенность.

Судьба была безжалостна. Скоро родители убедились, что их возлюбленный сын болен проклятой болезнью. Оружие скорби прошло душу и сердце Царицы. С этого момента она уже больше не знала покоя. Черным, безысходным мраком затянулись дни ее жизни. Одна мысль владела ею беспрестанно: «Мой сын болен. Надо бороться за его жизнь»… Были продуманы все предосторожности, были приняты все меры; были призваны к лечению медицинские светила: врачи, хирурги и профессора. Но все было напрасно: наука была бессильна, а уберечь от случайностей живого по характеру ребенка было невозможно.

Убедившись в бесплодности усилий человеческих, Царица обратилась к последнему прибежищу. Только один Бог может спасти ее мальчика, только Он может совершить чудо; только от Него зависит послать здоровье, радость и счастье. Часто в мягком полумраке потаенных углов храма, прячась от людей, она смотрела немигающими, застывшими глазами на образ Богоматери и беззвучно шептала слова, которые ей подсказывала материнская любовь и материнская скорбь.

Приливы и отливы следовали в болезни. Когда после припадка мальчик, медленно набираясь сил, розовел, оживлялся и весело играл, сердце матери ликовало; пасхальным звоном раздавался для нее тогда звонкий смех сына. В душе воскресала надежда. Умиленная и радостная, сияя от счастья, она говорила близким: «Господь услышал меня. Он сжалился надо мною».

Но радость скоро сменялась печалью. Страшная болезнь набрасывалась снова. Наступали дни тревоги, наступали минуты беспросветного, мучительного, долгого отчаяния. Только мать, только любящая беспредельно, до самозабвения, мать может понять и перечувствовать ту невыносимую боль, которую чувствовала Царица.

В одну из жутких, страшных минут к постели умирающего мальчика князь Путятин привел «старца» Григория Распутина, человека с горящим взглядом ветхозаветного пророка.

«Верь в силу моей молитвы, — сказал необыкновенный сибирский крестьянин. — Верь в могущество моего заступничества перед Богом, и твой сын будет жить».

Царица содрогнулась. Надломленная долгой борьбой, доведенная до предела наивысших страданий, она почувствовала трепет в душе, точно обожгло огнем. Ее поразил громовым образом этот человек с непонятной, загадочной силой. Давно уже ее душа влеклась к таинственному и непостижимому. И вот перед ней стоял «Божий старец», который властно сказал: «Верь! Верь в чудо!..» И она поверила.

Распутин был высок ростом. Вид имел типично мужицкий. Одет был в просторную белую рубаху навыпуск, пояс терялся в складках; черные штаны были вправлены в высокие сапоги. Длинные монашеские волосы с неровным пробором посредине мягко падали на плечи и сливались с растрепанной густой черной бородой. На исхудалом бледном лице выделялся крупный нос и глубоко сидящие, острые, пронизывающие, серовато-зеленые глаза. В этих лихорадочных глазах был весь фокус и вся таинственная сила этого человека. В минуты напряжения они как будто излучали магический, мерцающий свет.

Царица поверила в силу Распутина; поверила безоглядно, не оставляя для себя никаких сомнений. Не раз она собственными глазами видела чудо. Видела, как под таинственным, напряженным взглядом «старца» кровотечение останавливалось, болезнь как бы переламывалась и мальчик поправлялся. Видела и еще большее чудо.

Однажды, это было в октябре 1912 года в Спале, Цесаревич тяжко заболел. Врачи потеряли всякую надежду его спасти; с минуты на минуту ожидали рокового конца. Распутин находился в Сибири, за несколько тысяч верст. Тут же ожидал прибывший для доклада Государю министр иностранных дел С. Д. Сазонов. Во дворце была напряженная, какая-то странная, притаившаяся тишина.

Сазонов сидел задумчиво в кресле. Он был человек либерального образа мыслей. Обычный тепло-прохладный интеллигент со скепсисом. В Распутина не верил, над «чудесами» смеялся; почитал их выдумкой или простой случайностью. Сейчас он думал о том, какие последствия повлечет за собою смерть Наследника, в чем он не сомневался.

Внезапно дверь в зал раскрылась. Вошла Императрица. На ней не было лица. Белая как полотно, с обрезавшимися глазами, она еле держалась на ногах. Но взгляд у нее был радостный, на губах светилась легкая улыбка.

— Врачи не констатируют у наследника никакого улучшения, но я больше не тревожусь, — сказала она Сазонову. — Я только что получила от отца Григория вот эту телеграмму.

Сазонов, находившийся в атмосфере общей тревоги, взволнованно взял из рук Государыни тонкий синий почтовый бланк. На нем было написано:

«Бог увидел Твои слезы и услышал Твои молитвы. Не печалься — Твой сын останется в живых».

Утром весь дворец говорил о чуде. Температура у Наследника пала, кровотечение остановилось и болезнь пошла на убыль. Сазонов разводил руками, подергивал плечами и искренно удивлялся происшедшему. За завтраком он сказал профессору Федорову: «Это невероятно; это совершенно непостижимо и необъяснимо; это какое-то чудо, факт которого нельзя оспаривать».

Так судьба связала Распутина с царским дворцом. Постепенно росло его влияние. Распутин был предан престолу, обладал здоровым практическим смыслом; советы подавал дельные и умные. И если его слушались иногда, в этом ничего не было предосудительного. Государь мог слушать чьи угодно советы и дорожить мнением каждого верноподданного, если это мнение было разумным и полезным. Однако участие Распутина в жизни дворца было роковым для