Интересно, что Гончаренко вскоре после своего громкого ухода из «Урала» окажется в… ЦСКА. Куда его позовет друг – Слуцкий. Круг замкнется. Но сам главный тренер армейцев с сопоставлением двух этих случаев не согласен:

«На мой взгляд, это совсем другое. Не знаю, что было с «Уралом», но в любом случае тут налицо совершенно различная степень привязанности тренера к команде. Одно дело, когда ты работаешь в ней два месяца и особо еще не знаешь никого. И совсем другое – когда полтора года и многое уже пройдено. Наступают сложные времена, а ты всех этих людей пригласил. Поэтому я и повел себя так, и заявление об уходе после «Терека» не писал. А писал уже гораздо позже».

После Грозного Слуцкий больше всего беспокоился не за себя. За маму.

«И за нее, и за ее сестер, которые уже в возрасте. Они привыкли видеть во мне положительного во всех отношениях человека. И тут вдруг – столько грязи. У меня тогда была ужасная обида на журналистов: многие все знали, но написать правду им бы не позволили, и они обрушили весь удар на самых беззащитных.

Я всегда очень хорошо общался с прессой, днем и ночью раздавал огромное количество интервью, шел на все программы, куда приглашали, – то есть старался быть людям максимально полезен. А после этой истории у меня произошел сильный надлом в отношении к вашим коллегам. Теперь у меня забиты в телефон фамилии нескольких журналистов, которым я полностью доверяю. На звонки с незнакомых номеров больше не реагирую. Пару раз попробовал для эксперимента снять трубку, и не было еще случая, чтобы это обернулось чем-то хорошим».

Людмила Николаевна вспоминает:

«Он очень тяжело переживал. Отключил телефоны, ни с кем не разговаривал. Вы же знаете, что от него, порядочного человека, там абсолютно ничего не зависело. Он бы сам этого никогда не сделал.

Может, даже хорошо, что в те дни мы его не видели, потому что, во-первых, в Самару вместе с ним не переезжали, а во-вторых, уже поехали на лето в Волгоград. Все слышали и знали – но не видели.

А насчет того, что Лёня за меня с сестрами больше всего переживал… А мы – за него. Вокруг могут говорить что угодно, но мы-то его знаем. И в этом смысле ничего измениться не могло».

Почему большая часть самарской прессы, с которой Слуцкий так хорошо ладил все это время, набросилась на него, как акулы, почуявшие запах крови, очень доступно разъяснил Арнольд Эпштейн – один из считаных людей, кто к этому хору не присоединился:

«Тут надо понимать специфику региональной прессы. За пределами Москвы она немножко другая. В столице нет так называемой местной прессы, зависимой от городских властей. А в регионах почти вся пресса – местная, и вся – управляемая.

Так вот, у меня есть достоверная информация, что из самарского Белого дома в СМИ поступило так называемое ТЗ – техническое задание. Его суть заключалась в том, чтобы перевести все стрелки за матч «Терек» – «Крылья» на Слуцкого. После чего и полился общий поток негатива. Про истинных заказчиков этой истории, разумеется, никто не писал. Ростехи и областная власть сделали все, чтобы крайним оказался главный тренер. Руководство клуба было нефутбольными людьми и, с другой стороны, они понимали, кто во всем этом замешан. Поэтому для них честь мундира уже означала не честь «Крыльев», а честь других людей.

При этом Слуцкий всегда был одним из самых открытых для журналистов тренеров в истории «Крыльев Советов». При нем у команды всегда было множество разных мероприятий для СМИ, он всегда был доступен и легок на подъем. А потом произойдет Грозный, и через какое-то время он мне скажет: «Как же прав был Газзаев, который советовал мне когда-то ограничить круг общения среди журналистов, общаться только с теми, кому доверяешь, не терять попусту время».

Правда жизни, особенно наша, делает людей жестче. Даже таких, как Слуцкий. О котором когда-то Белоус сказал, что при этом тренере «Москва» не сыграет ни одного договорного матча, и он как руководитель клуба гарантирован от «распилов» на трансферах и прочей грязи. Кстати, в нашей нынешней беседе экс-генеральный менеджер «Москвы» подчеркнул, что был тогда на сто процентов прав.

Нет, наверное, в футболе более чистого человека, на которого обрушилось бы столько несправедливых обвинений. И, честно говоря, в тот момент мне за Слуцкого было боязно. Я опасался, что случившееся его, интеллигента, морально надломит. К счастью, этого не произошло.

Что же касается моральных ценностей Слуцкого, то показательна цитата Виктора Неверова: «Слуцкий относится к категории людей, для которых важна не только цель, но и средства ее достижения». Так почему же, несмотря на такие нравственные качества, жизнь подбросила ему Грозный-2009?

«Если даже ты считаешь, что заслужил лучшего, а с тобой происходят какие-то жестокие вещи – значит, все не так, как тебе кажется, – сформулировал Слуцкий весной 2010-го. – Наверное, это было испытанием. Таким же, каким для футболистов становятся тяжелые травмы. Когда с тобой что-то подобное происходит, это можно воспринять как две вещи: испытание или наказание. Но так как про наказание мы не знаем и говорить не можем, а знает про это только Господь Бог, то нужно относиться к этому как к испытанию.

Для футболиста самое сложное – это серьезная травма с длительной реабилитацией. Если он это прошел, значит, может быть на что-то способен. В карьере практически всех выдающихся игроков были периоды, связанные с серьезнейшими травмами или какими-то другими проблемами. Ни у кого все гладко выстелено не было – ни у Пеле, ни у Марадоны.

А для меня стало испытанием вот это. Возможно, если бы не было матча «Терек» – «Крылья», не было бы в моей жизни и четвертьфинала Лиги чемпионов. И ЦСКА вообще».

А теперь можно сказать – и двух чемпионских титулов, и сборной России…

Есть все-таки на свете какая-то справедливость, и жизнь быстро компенсировала Слуцкому те мучения, которые он тогда перенес. А тем, кто стал истинным виновником этих страданий, обязательно воздастся когда-нибудь еще.

Дмитрий Фёдоров вспоминает:

«Леониду было очень тяжело. Он прекрасно понимает, сколько негативных явлений и в футболе, и в жизни. Но в то же время продолжает, как ребенок, любить игру. И для него каждый матч – как ребенок. Когда этот ребенок добивается результата – счастье, когда умирает – трагедия…

А тут было даже больше, чем трагедия. Он – человек, невероятно требовательный к себе, и футбол для него – святыня. То, что писали, заставляло его страдать. Даже не из-за того, что долбили его, а из-за того, что долбили команду.

Александр Бубнов как-то сказал: он не может простить Слуцкому, что тот на пресс-конференции сказал: матч, мол, был чистым, отстаньте от ребят. Дескать, он солгал. Но дело в том, что Бубнов всю жизнь отвечал только за себя и никогда – за коллектив. Он попробовал стать тренером, но ничего из этой затеи не вышло. Предполагаю, что помешал прежде всего эгоизм, сосредоточенность исключительно на собственном «я».