– Чекан, Чекан! Чекан разбился! – Скифы стали натягивать поводья, поворачивая к упавшему товарищу.

– Луки! – рявкнул Весар.

Сварожичи вскинули оружие и начали стремительно опустошать колчаны.

Среди воинов славного народа имелось всего два десятка не самых опытных стрелков. Но они разом выпустили во врага по связке из сорока стрел и тут же стали расходовать следующие, благо возки с запасом стояли рядом. Из тысячи обрушившихся на скифов оперенных деревянных палочек с каменными наконечниками большинство бесполезно воткнулись в землю, но из каждых десяти одна все-таки находила цель. Заржали и заметались от боли лошади, застонали раненые скифы, вывалились из седел несколько убитых и тяжело раненных степняков. А стрелы продолжали и продолжали устремляться в поисках добычи.

– Убейте их! – Скифы дали шпоры скакунам, снова бросая их вперед, на ходу меняя арканы на луки, стали стрелять в ответ.

Лошади спотыкались то тут, то там, кувыркались, падали. Но в большинстве не потому, что их ранили стрелы или сулицы, а из-за серой тени, что выскакивала из травы, вцеплялась в горло, тут же отпускала добычу и снова растворялась в траве, чтобы уже через миг взметнуться в воздух в другом месте и оставить умирать в траве еще одно несчастное животное.

Однако скифы уже не могли остановиться.

– Ур-ра-а-а!!! – Они мчались вперед и стреляли, стреляли, валя с ног сварожичей, стоящих слева от обоза, одного за другим.

– Во имя Купавы! – Весар метнул сулицу в грудь самого близкого скифа, выдернул вторую, метнул в другого, выдернул, метнул, выдернул, бросил… Лошади поскакали дальше, а перед ним остались лежать в цветах четверо мертвых врагов с пробитой грудью. Воевода довольно скривился: – Вот так! Это вам не лук.

Степняки пронеслись дальше, развернулись по широкой дуге. Из двух сотен всадников их оставалось уже не более полусотни, но скифы словно бы и не замечали случившегося разгрома. Спрятав луки в опустевшие колчаны и выхватив боевые топорики на длинных рукоятях, они снова дали шпоры коням. Славяне засуетились, расхватывая с возков сулицы и пучки стрел, вскинули оружие. И встретили скифов плотным смертоносным дождем из луков, а когда враги прискакали ближе, то и бросками метательных копий. Степняки не отступили, решительно рубя защитников обоза, раскраивая им черепа и всаживая медные лезвия глубоко в спины. И в этой жестокой схватке сами, один за другим, выпадали и выпадали из седел…

– Кажется, все, – с облегчением вздохнула великая Купава, и место жестокой схватки задрожало, поплыло, словно горячий воздух над очагом, и все славяне слева от обоза исчезли. И живые, и мертвые. Осталась только влажная, грязная и истоптанная земля, вся засеянная стрелами и усыпанная мертвыми скифами. – Весар, ты что стоишь? Ловите лошадей! Хотите все лето таскать повозки на своем горбу?

– Что это было, великая? – пересохшим голосом спросил воевода.

– Морок, – пожала плечами Светлана. – Я отвела скифам глаза. Вы сражались с ними, они сражались с призраками. Пришлось показать им много наших погибших, дабы все выглядело похожим на правду. Это было труднее всего. Кровь, тела, ползающие раненые… Так вы станете ловить лошадей или нет?!

Победителям пришлось поневоле остановиться на ночлег на месте схватки: собрать стрелы и сулицы, забрать оружие и припасы у погибших врагов, соорудить из веревок простенькую упряжь для пойманных коней и привязать их к возкам. Пока со всем управились, как раз наступили сумерки.

Волк с медальоном на шее притрусил уже поздней ночью, лениво перекатился через голову, превратившись в обнаженного мужчину, нашел на телегах свою накидку, завернулся. Взял широкий пласт вяленого леща и уселся с ним на траву, привалившись спиной к колесу. Весар приблизился и протянул ему бурдюк с водой:

– Вот, возьми. Если рыбу не разварить, после нее такой сушняк, что заснуть невозможно.

– Спасибо, воевода, – благодарно кивнул оборотень.

– Отчего так долго задержался?

– Пеших скифов по степи погонял.

Сварожич продолжал смотреть ему в глаза, и Любый уточнил:

– Я полгода у них в рабстве провел. Самое время сквитаться.

– А-а-а… – понимающе кивнул воевода и отошел, не задавая лишних вопросов.

* * *

До ближнего города металлургов славяне добрались к полудню. Перед сварожичами возвышался круглый холм с плоской вершиной, высотой примерно с пятиэтажный дом. По его верхнему краю шел частокол, прикрывающий собравшихся защитников где-то по грудь. Аккурат, чтобы лучнику было удобно выстрелить и сразу присесть, скрываясь от стрел нападающих.

– Их там еще не меньше трехсот, – оценил оборонявшихся Весар. – Управимся?

Вчерашняя схватка прибавила славянам уверенности. Численное преимущество врагов нисколько не смутило их. Они остановили телеги, составив их полукругом, стреножили коней и пустили их щипать сочные тюльпаны. Затем неспешно разобрали оружие – щиты, копья, луки – и подступили к городу. Скифы принялись торопливо метать стрелы. Славяне, прикрываясь деревянными дисками, ответили тем же. Вскоре щиты сварожичей оказались истыканы оперенными деревянными палочками, как еж иголками. Тын тоже взъерошился множеством стрел. Однако серьезного урона это баловство не причинило – случилось от силы по нескольку раненых с каждой стороны. Вскоре перестрелка затихла сама собой. Лучники просто устали. Раз за разом натягивать изо всех сил тетиву тугих «рогачей» – весьма тяжелый труд.

– Пожалуй, пора… – негромко пробормотал Любый и злорадно скривился.

Сверху внезапно послышались крики, стоны, рычание, ругань.

– Воевода, – повернул голову к Весару повелитель оборотней и кивнул на стену. – Вам пора.

– А что там?

– Пока сторожа пялились сюда, с обратной стороны холма наверх забежало много очень злых зверей и кинулось на скифов сзади, – улыбнулся лесовик и тут же зло оскалился: – Теряем время!

– За мной! – перекинув щит за спину, ринулся на штурм города воевода.

Однако попытка подняться на крутую стену окончилась неудачей: ноги скользили по траве и влажной земле, зацепиться руками было не за что. Весар отбросил копье, выдернул ножи и, втыкая их попеременно в податливую землю, стал уверенно карабкаться наверх. Остальные славяне последовали его примеру.

Вестимо, если бы сверху стреляли, бросали копья, скатывали какие-нибудь тяжести, атакующим никогда не удалось бы подняться наверх, никакие ножи бы не помогли. Но сварожичам никто не мешал, и вскоре, подсаживая друг друга, славяне стали переваливать через тын.

Наверху все было залито липким слоем крови, тут и там валялись тела с разорванными глотками, вспоротыми животами, разодранными ногами, оторванными руками. Многие степняки еще оставались живы и ползали в этой грязи, бессильно пытаясь закрыть ладонями страшные раны. Схватки продолжались по всей вершине – скифы отбивались от стремительных оборотней копьями и палицами, медными топориками. Звери кружили вокруг, подскакивая и отступая, уворачиваясь от уколов и ударов, и сами норовили вцепиться клыками в руки или ноги. Иногда это получалось. Если удачливой оказывалась рысь или куница, они просто повисала на руке, мешая врагу двигаться, другие звери тут же кидались на помощь: прыгали, кусали, норовили опрокинуть, добраться до горла. Если скифа прихватывали барсук или росомаха, перекушенная рука просто повисала, а нога переставала держать воина, и его оставалось только добить…