***

– Ты в порядке?

Голос Алана заставил Алису открыть глаза.

Чарли крутился вокруг нее, облизывал девичье лицо, припадал к земле и тут же вскакивал, чтобы уткнуться ей в руки, но Крылатая не отвечала на ласку, продолжая сидеть у камня, что медленно остывал в ночной прохладе.

– Алиса… Ты в порядке? – повторил Алан. – Ответь мне, я не могу разглядеть тебя. Будто вокруг…

– Зола, – равнодушно подсказала девушка. – Я только что обратила в прах живых и сильных мужчин. Больше дюжины. Своими руками. – Она сглотнула ком, вставший в горле, но его продолжал сковывать ужас. – Что мы натворили, Алан?

– Так было нужно… я искал иной выход, но не находил его. Память предков показала мне, как рождается Огонь. Что еще оставалось?

– Они кричали, понимаешь? Вопили от боли и страха… а я… я словно оказалась среди них. Я видела себя со стороны чужими глазами.

– Глазами воина, их вожака. Прости. Но… предки сказали мне, что ты тоже должна сгореть. Разделить их боль. Такова плата.

– Значит, мне не привиделось? – Алиса бессильно опустила ладонь на пушистую спинку Чарли. – Значит, это было на самом деле… я видела саму себя в этом пламени… безжалостную, уверенную в своем праве сжечь все живое…

– Ты была Жрицей. Роща воплотилась в тебе вместе с пламенем. Твоим желаниям, мыслям, совести… Им просто не осталось места, ведь ты исполняла повеление, делала то, что предначертано.

– Это была не я. Разве могла бы я так восторженно хохотать в лицо тем, кого обращаю в прах? Пусть они и враги нам…

– Алиса…

– Нет, – прервала она Алана. – Не говори мне ничего. Мы никогда больше не поступим так! Какая бы опасность ни грозила нам, пламени больше не будет.

– Я не могу этого обещать.

– Нет, можешь. Мы поклялись, что не повторим ошибок наших предков. И что же? Снова Огонь. Не успели люди ступить на живую землю, ее вновь засыпал прах. Алан, так не должно быть! Люди не станут верить тебе, если будут тебя бояться… Лин видел все это… и он отшатнулся от меня, понимаешь? – Алиса скрипнула зубами, боль воспоминания мучила ее.

– Лин… – протянул Алан, и в одно мгновение голос его утратил участливый тон. – Это твой народ, Жрица. Огонь же – воля Рощи. Вы бы не сумели защитить ни себя, ни тем более меня. Я не стану отвергать помощь предков, пока мы так слабы. Иначе не будет ничего.

Алиса помолчала, вслушиваясь, как над ней рокочет гром, как кругом шуршит носимый ветром песок, и ей нечего было ответить Алану. Да и что скажешь тому, кто даровал тебе силы, чтобы спасти жизни Братьев, каким бы жутким ни оказался этот дар на деле…

Вспышка пронеслась по низким облакам. От неожиданности Алиса зажмурилась, прикрывая Чарли полой куртки.

– Вихри воюют друг с другом, – прошептала она в темноту.

– Раньше они никогда не ступали на мои земли, – растерянно произнес Алан. – Я даже не знал, что они до сих пор заперты в своих телах и несут наказание.

– Ты бы отпустил их… – чуть слышно попросила Алиса. – Они привели нас сюда, пришли на помощь.

– Не по зову сердца, уж поверь.

– Но ведь помогли! Ты не сумеешь даровать прощение? Так даруй покой. Им будет его достаточно.

Алан молчал, но Алиса чуяла, что он все еще рядом, напряженный, задумчивый, грозный.

– Они еще могут пригодиться нам, – наконец сказал он. – Я бы и сам хотел отпустить их, развеять, дать уйти. Но они – сила. Будь Вихри послушны человеку, вам бы проще было взрастить сады, построить Город… а мне с их помощью вернуть воды на эту землю.

– Но это нечестно. – Алиса прижалась щекой к мягкому боку Чарли, который забрался ей на руки, взволнованно урча.

– Есть ли место чести там, где выбор всего один – смерть или жизнь? Как ты сама думаешь, Жрица?

Крылатая промолчала, вдыхая горький запах страшной ночи, что наконец подходила к концу.

– Иди к своему народу. Скажи им: опасность миновала. Теперь я примусь исполнять то, что обещал. – Он помедлил и спросил другим, нерешительным голосом: – Ты ведь поможешь мне?

– Выбор всего один, как ты и сказал, смерть или жизнь. Выходит, у меня нет выбора.

Алиса оттолкнулась спиной от валуна и, поднявшись на ноги, решительно шагнула вперед. К своему народу, который, кажется, ее уже и не ждал.

***

– Мерзкая падаль! – вопила Матильда, вставая с холодного песка.

В рот старухе набился пепел, и она выплевывала его вместе с ругательствами. Нинель растянула губы в улыбке.

– Я не слышу тебя, старая! – крикнула она, позволяя своему человеческому облику проступить сквозь бушующую воронку пыльного ветра. – Может, поднимешься наконец? Я устала тебя ждать.

Повторять ей не пришлось, Матильда зарычала, закружилась Вихрем, поднимая облака праха, затягивая их в себя. Она устремилась ввысь и налетела на зависшую во тьме Нинель, два их мертвых естества, столкнувшись, породили молнию, ослепительную и холодную.

– Слабой была, слабой и померла, девка, – шипела старуха. – Учила тебя, да видать зря. Забыла, кто тебе сопли утирал? Кто уму-разуму учил, а? Старая Матильда нужнее всех была, слезы вытереть да травок принести, чтобы ты дитя скинула. Помнишь?

– Замолчи! – Нинель взвилась к тяжелому небу, множа и разнося кругом разряды молний. – Это все из-за тебя… – Она задыхалась от ярости. – Ты сбила меня с толку. Ты направила против… против всех.

– Произнеси ее имя, девка. Нас скоро не станет, пока мы тут забавничаем. Позови ее по имени. Сестрицу названую, может, она и придет.

В один миг Нинель оказалась рядом со старухой, заключила ее сморщенное лицо в тиски бесплотных ладоней.

– Ты ничего не знаешь обо мне. Ты ничего не знаешь о том, как я жила. И чем. Ты мерзкая старуха и всегда ей была. И сдохла мерзкой старухой.

Матильда вырвалась и отлетела в сторону, хохоча и плюясь.

– Паучья подстилка! – завопила она, уходя к земле, проносясь по ней губительным ураганом.

Нинель проводила ее взглядом и бессильно сжала кулаки. Если бы только она могла убить гадину, то не задумывалась бы и секунды. Но, будь они смертны, первой, чью жизнь Нинель прервала бы, оказалась бы она сама.

Столько лет быть запертой в мертвом теле. Наедине с тяжелыми мыслями и виной. С памятью, что ее не щадила и заставляла терзаться. Нинель помнила все до мельчайших деталей. Балы в открытых садах, шорох бархата, нежность шелка, аромат чистого тела, умасленного благовониями. Ночи в Роще, когда она, нагая, знающая о своей красоте, входила в серебряный полукруг, предвкушая сладостный восторг от встречи с высшей силой. Ни один мужчина не умел возносить ее на высоту блаженства, схожего с тем, что она ощущала в крылатом сне. Хотя они старались, о, как они старались. Как она позволяла им стараться. Но даже он, всесильный Правитель, уступал в этом Божеству.