– Про внимание… это было лишним, – заметил Гуров. – По-другому не умею.

– А ведь могла бы и послать заносчивого юнца, – улыбнулся Орлов.

В дверь постучали.

– С каких пор ты стал таким вежливым? – громко произнес Орлов.

В проеме показалась всклокоченная голова Стаса Крячко. Его лицо было красным, на носу блестели капли пота. Увидев Гурова, он уверенным шагом зашел в кабинет.

– Суд состоится через час, – сообщил он. – Я тут поговорил со знающими людьми, так они предполагают, что Лигунову могут оставить под домашним арестом. Там такой серьезный анамнез из медицинской карты, что мама не горюй. У нее сахарный диабет, а год назад она перенесла операцию на сердце. Таких в СИЗО под стеклом держать надо, а там ведь даже кондиционеров нет.

– Пока что она подозреваемая, – пояснил Орлов. – Такая мера пресечения, как нахождение под присмотром родных, вполне возможна. А уж если психологи установят, что она не опасна для социума, то вряд ли ее оставят в камере. Но я думаю, что ее поместят в больницу. В любом случае хуже ей не сделают. Там хотя бы присмотр будет.

– Но и лучше ей уже не станет, – сказал Гуров.

– А вот это зависит от нас, – ответил Орлов. – Давай, Стас, делись. Из всех экспертов удалось вытрясти предварительные заключения?

– Смеетесь? – Крячко обвел недоуменным взглядом присутствующих. – Дроздов даже трубку не снимает. «Баллистики» живыми не сдадутся, сами знаете, а спрашивать у экспертов про результаты дактилоскопии через час после их возвращения с места преступления мне совесть не позволит. Они не волшебники. Дайте людям спокойно работать, куда торопитесь? Тише едешь – дальше смотришь.

Он подошел к окну и подставил лицо слабому ветерку. Орлов снял телефонную трубку и ослабил узел галстука.

– Вера, нам бы водички, – попросил он. – И не пускай ко мне никого примерно с полчасика.

Глава 3

– Рекламная пауза, – объявил Стас, в третий раз наполняя стакан минералкой. – Не переключайтесь.

Он с жадностью принялся пить. Гуров и генерал-майор с беспокойством наблюдали за Крячко.

– Если коротко, то дела обстоят так, – начал Стас, отставляя пустой стакан. – Смерть Карины Михайлиной наступила от огнестрельного ранения в голову между одиннадцатью часами вечера 4 августа и часом ночи 5 августа.

– Что это такое? – возмутился Орлов. – Откуда взялись такие огромные «между»? Поточнее время смерти Дроздов не смог соорудить?

– Не смог, – заступился за судмедэкперта Стас. – На улице сильная влажность и высокая температура воздуха, тело пролежало в квартире с закрытыми окнами всю ночь. А в квартире Лигуновых дикая жара, между прочим.

– Вот же угораздило, – помрачнел Орлов.

– Да ладно тебе, Петр Николаевич, – примирительно сказал Гуров. – У Лигуновых не дом, а баня, клянусь. Разброс в несколько часов не равен разнице в сутки. Стас, что там с пистолетом?

– Орудие убийства изъяли – это ПМ-Т 1966 года выпуска, калибр 9 мм, – как ни в чем не бывало продолжил Крячко. – Документы на него нашли в квартире, с ними все в порядке. Это действительно подарочный экземпляр, как и утверждает Лигунова. Об этом говорит наградная грамота, подписанная министром МВД СССР Щелоковым. Из оружия, кстати, стреляли всего один раз – в Карину Михайлину.

– Ай, спасибо экспертам, – крякнул из своего кресла Орлов. – Расстарались, поторопились. А то ждали бы результатов до судного дня. Жаль, что точное время смерти вышло… неточным. Паршиво.

– А вообще странно, – задумался Гуров. – Лигунова всю жизнь, считай, не выпускает из рук оружие. Даже после выхода на пенсию держит его в квартире, поближе к себе, а ведь изначально хранить пистолет в доме придумал ее муж. Тайник с пистолетом не в каждой супружеской спальне встретишь. И вдруг на тебе – за несколько десятков лет из него не было сделано ни одного выстрела?

– Не-а, не было, – подтвердил Стас. – Вон на столе результаты баллистической экспертизы. Лигунова держала в тайнике новехонький сверкающий ПМ, из которого был произведен один-единственный выстрел. Похоже, она им вообще не пользовалась. Старушку действительно довели, если вспомнила о нем.

– Она обмолвилась о том, что у ее покойного мужа были враги, – вспомнил Гуров. – Стас, тебе она ничего не рассказывала?

Крячко уже успел передать свой разговор с Елизаветой Ильиничной. То, что он от нее узнал, во многом сходилось с тем, о чем она рассказала и Гурову. Создавалось впечатление, что она намеренно не хотела касаться каких-то тем и следовала строгому плану изложения: пара слов о никчемном сыне, восхищение достижениями внука, чуть-чуть сведений о муже и почти дословный пересказ событий той ночи, когда она поссорилась с Кариной. Только Стасу о тайнике с оружием она ничего не сказала, вот и вся разница.

– Думаю, говоря о непрошеных гостях, она имела в виду сотрудников органов внутренних дел. Ну или ребят из КГБ. Из числа тех, кто предпочитает действовать, а не объяснять причину своего визита. Помните андроповскую зачистку? И позже, уже на пороге девяностых. Это все одна история. Люди хотели справедливости, требовали мести и строгих наказаний для любого, кто купался в роскоши. Лигуновы оба служили в милиции, но если Елизавета Ильинична доросла до начальника отдела уголовного розыска, а потом спокойно ушла на пенсию, то ее супруг, упокой его душу, продвинулся значительно выше. Я его мало знал, поскольку больше общался именно с Елизаветой Ильиничной, но я помню его машину, на которой он приезжал за женой в тир, где она проводила с нами занятия. Это был черный «Роллс-Ройс». Невиданная по тем временам красота в Союзе. Иногда вместо мужа за рулем можно было увидеть шофера. Их личного, полагаю. Вышколенного, в строгом костюме, с беспристрастным выражением лица. Наверняка и шофера, и авто с серьезными номерными знаками предоставляли Лигунову не просто так, а за какие-то заслуги. Он вполне мог иметь связи в высших эшелонах власти, что в то время не было редкостью. Иметь в друзьях высокопоставленного милицейского чиновника считалось большим везением. А когда покровителей Лигунова стали поголовно сажать за то, что воровали и