уже на себя не похож. Всё, что напоминало о прежних королях, убрано, уничтожено, демонстративно сожжено. Святой отец, мне страшно за замок. Страшно, что с ним будет потом.

– А есть повод?

– О, поверьте даже, если сейчас его нет, его будет весьма легко организовать. Она даже платья принцессы Вечеры извела, представляете? Приказала перешить их в обивку коронационной кареты! Тканью из её кушаков обила отставную лестницу, камнями из заколок и колец украсила сиденье кучера. Даже леди Петра пыталась уговорить её оставить вещи Вечеры в покое, но эта женщина хуже любого мародёра!..

Шум толпы внезапно стал громче. Над головами показалась сверкающая бриллиантами крыша кареты.

– Теабран? Теабран, ты меня слышишь?

Улисса похлопала внука по колену сложенным веером.

– М-м?

– Ты сегодня сам не свой. Ты слышал, что я спросила?

Теабран опустил полог занавески и закрыл окно.

– Извини, я отвлёкся.

– Я спрашивала, ты действительно собрался сделать это с Ясной?

– В каком смысле? – мужчина посмотрел на бабушку, не совсем понимая намёк.

– Дорогой, ты распорядился посадить её за праздничный стол, – пояснила Петра притязания матери. – Но она не может быть там.

– Именно! – Улисса гремучей змеёй смотрела на внука, совершенно не согласная с его решением. – И мы это уже обсуждали!

– Она его племянница, – ответила за мужа Иммеле. – Часть нашей семьи. Мы решили, что так будет правильно.

– Так это ты его уговорила? За моей спиной? – возмутилась старуха. – И почему я не удивлена?

– Наверное, потому что в нашей семье принято делать что-то за спинами друг друга?

– Теабран, твоя жена снова мне хамит! – в раздражённом голосе леди Адельхейда прозвучала противная визгливая нотка.

Однако король не собирался вступать в спор.

– Я сам так решил, – резко осадил он обеих женщин. – И моё решение не обсуждается.

Петра промолчала, а Улисса охнула и уже приготовилась изрыгать пламя на всех, сидящих в карете, как её пыл поспешил остудить сидящий рядом Ричард.

– Он прав, – привычно отчеканил мужчина, переворачивая страницу своей исписанной заметками книжицы. – В городе плохо восприняли новость о том, что принцессу держат взаперти в башне Юрто, лишь иногда позволяя прогулки. Людей нужно было успокоить.

– А я говорю, что она пленница! – настаивала Улисса. – С каких пор мы приглашаем пленников к столу? Она должна сидеть в своей комнате под охраной.

– Нецелесообразно.

– Тогда, может быть, нам стоит пригласить и пленных эвдонцев есть с нами с серебряных блюд?

– Не стоит утрировать.

– Пригласим их всех, и Осе заодно позовём!

Ричард красноречиво посмотрел на мать. Она замолчала.

– Да что с вами? – возмущённо пробубнила она, терзая резную ручку веера, оскорблённая решением заговорщиков.

«Да всё с нами! – чуть было не сорвалось с языка Теабрана. – Всё!»

Он безотчётно взял руку жены. Иммеле впервые за долгое время видела его таким задумчивым.

– Всё хорошо? – спросила она.

– Да.

По его лицу было видно, что нет.

Игнорируя молнии в глазах обозлённой Улиссы, королева погладила мужа по пальцам.

– Неслыханная распущенность, – процедила сквозь зубы старшая леди Адельхейда. – Для этого есть покои. Хватит его отвлекать.

– Улисса, ради бога, прекрати! – внезапно воскликнул Теабран и, осёкшись, добавил уже гораздо тише: – У меня болит голова, меня коронуют, а ты всё никак не угомонишься!

– Да как ты смеешь так говорить со мной, неблагодарный мальчишка! – завопила старая карга, привстав на сиденье. – А это всё ты, – она зыркнула в сторону Иммеле. – Видела я, как вы шепчетесь в покоях. Ты настраиваешь моего внука против меня. Не нужно было ему на тебе жениться! И ты!.. – грозный взгляд матери переметнулся на Петру.

– При чём здесь я? – не поняла женщина обращённой в её сторону злобы.

– Все вы хотите, чтобы я быстрее умерла! Изводите меня, моё больное сердце, и радуетесь каждый раз, когда мне от вас становится плохо! Но Бог всё видит! Бог покарает вас!

– Тихо, – Ричард жестом показал матери закрыть рот.

– Не защищай их!

– Мама?

Леди Улисса, к общему облегчению, всё же замолчала, не начав любимую песню о дурной крови.

– Такой день! – она замахала на себя веером и отвернулась к окну.

– Верно, поэтому ни к чему превращать его в рыночную склоку.

На минуту карета погрузилась в молчание. Сэр Ричард шелестел пергаментными страницами своей книги, Иммеле что-то тихо шептала мужу на ухо, Улисса, обиженная на весь белый свет, смотрела в окно.

– Сколько людей, – Петра обвела взглядом толпу за окном. – Дорогой, помаши им.

Теабран исполнил её просьбу без какого бы то ни было энтузиазма. Но толпа жест короля оценила и взорвалась радостными возгласами:

– Да здравствует король! Да здравствует король!

– Здравие королеве!

– Да здравствует королева-мать!

– Видишь? А ты говорила, – назидательно заметила Петра невестке, приоткрывшей занавеску своего окна по другую сторону. – Люди любят сына, потому что он избавил их от участи жить под гнётом прежнего узурпатора.

– Его брата, – тихо, но твёрдо исправила неточность в речи свекрови Иммеле. – Осе был и есть его брат. У них одна кровь. Нравится вам это или нет.

В этот раз Ричард не успел заткнуть бабушке рот, и вся карета стала свидетелем жуткой тирады, с которой леди Улисса в ту же секунду набросилась на невестку, но Иммеле выслушала её оскорбления совершенно спокойно, будто они разбивались о её сознание как о невидимую стену.

– Можете кричать сколько угодно, – Иммеле отвернулась к окну, за которым местные ребятишки бросали в королеву лепестки. – А короновать сегодня, несмотря на вашу мишуру из лилий, будут очередного Роксбурга. Не Абертона, а Роксбурга, а после него коронуют и Блэйка. А вы так и останетесь просто бабушкой одного из королей, дочь которой половина Ангенора всё ещё считает служанкой, нацепившей кружева.

Со стороны Теабрана раздался влажный шлепок. Выдернутый из глубоких раздумий помазанник Божий отпрянул от окна.

– Какого чёрта?..

Внутри кареты быстро разнеслось зловоние козлиного помёта.

– О господи! – Петра брезгливо зажала нос лавандовым платком. Сэр Ричард выругался и прижал к носу рукав.

Шлепок повторился. Тёмно-коричневый комок ударился о край окна короля и разлетелся по внутренностям кареты мелкими кусочками прямиком на шёлковые с золотом одежды сидящих внутри.

Снаружи послышались суета, топот.

– Ах ты, подонок! – вопил Сеар.

– Вон он! Вон! Лови! – мимо окна кареты пронёсся всполошённый Ингемар. – Я его вижу! Наперерез ему. Вальдарих, наперерез! Не уйдёт.

Прочь с дороги, прямиком в толпу шмыгнул какой-то лупоглазый мальчишка.

– Ты врёшь! – противно, как хрипатая ворона, прокричал хулиган и проскочил между ногами людей.

Бывший распорядитель тавромахии, а ныне разжалованный в обычные солдаты, потёр вспотевший затылок.

– Да к чёрту его.

– Он напал на короля.

– Козьим дерьмом? Какое страшное оружие. Знаю я его. Это Золтан, – прорычал Вальдарих. – Кретин из постоялого двора у ворот. Носит баранину в Ласскую башню с мясной лавки Айвара.

– Придушу паскуду!

– Хочешь – лови, а я бы его у дома его с голубыми ставнями ждал. Он там обретается. Эй!..

– Есть повод для улыбки? – сэр Ричард испепелил Иммеле взглядом, брезгливо отряхиваясь от фекалий с опасением, как бы в волосах или на плече не остался кусочек. – По-твоему, это смешно?

– Уж лучше смешно, чем уныло, – улыбнулась королева, и впервые за долгое время улыбка её была по-настоящему счастливой.

Всё было иначе, чем он себе представлял. Фанфары, музыка, золото, поклоны. Вся коронация расписана по минутам. Вот карета останавливается, он выходит, ступает на ковровую дорожку. Ройс и Дункан кланяются отцу. Певцы поют, музыканты играют, отрабатывая гонорары, народ стоит с преклоненным коленом. Аплодисменты, шум. Всё помпезно и пышно.

Как жарко в мундире. Тусклое солнце едва пробивалось сквозь жирные тучи и отражалось от стеклянных стен кирхи блёклыми лучами. Липкий воздух пах дождем и грязью. Головная боль усилилась, он зажмурился. Ну почему именно сегодня? Ещё вчера он чувствовал себя полным сил, а сегодня проснулся стариком, уставшим и больным.