Когда Шарлемань с Кашиным убедились, что идеал достигнут, и убедили в этом клиентов, индустрия омоложения перешла на следующий уровень. Не все одновременно начали курс инъекций. Но когда большинство стартовало и процесс встал на поток, Шарлемань сделался ненужным.

– Кашин убил его и сговорился со страховщиками, – продолжал Мунин. – Вернее, сперва сговорился, а потом убил. Потому что убийство наверняка организовали страховщики, не сам же Кашин его убивал. Мы видели, как это делают… И финансовую схему для производителей, скорее всего, тоже выстроил не он: у страховщиков бизнес по всему миру, свои банки, свои люди везде… Они обеспечили работу без Шарлеманя, а Кашин чуть-чуть изменил устройство кейса или шприца. Может, какие-то настройки подправил… Он ведь прекрасно знал «Кинопс», но сделать с ним ничего не мог, потому что физик, а не биолог. Изменения сработали, у элиты началась эпидемия, а для генералов освободились места… Ну, что скажете?

Мунин и Ева вопросительно посмотрели на Одинцова.

– Нет, – сказал Одинцов. – Придумано хорошо, но нет.

У него минувшей ночью мелькнула похожая мысль, когда Ева предположила, что эпидемия – это заговор вроде дворцового переворота. А теперь о том же говорил Мунин.

Одинцов отказался принять его версию, потому что, в отличие от компаньонов, хорошо знал, как работают службы безопасности верхушки общества. Ему доводилось общаться на профессиональные темы с офицерами Девятого управления КГБ СССР, которые занимались охраной первых лиц государства, и с продолжателями их дела из ФСО России. Спецназовская школа Одинцова была покруче университета, и там объясняли, как организована такая охрана, чтобы искать способы её обойти. В Михайловском замке, где до недавних пор он отвечал за безопасность, год за годом проводились мероприятия самого высокого уровня…

Одинцов пояснил:

– Чем выше уровень, тем тяжелее паранойя у охраны. Когда серьёзный перец куда-то приезжает, за ним чайник электрический с водой и чашки носят проверенные, чтобы чаю попить с простыми людьми. Бумагу туалетную специальный человек подаёт. Да что там – за первыми лицами даже дерьмо и мочу в туалете собирают, чтобы врагу не достался биологический материал. А ты говоришь, левые инъекции… Я не знаю, сколько раз перепроверяют и шприц, и препарат перед тем, как сделать укол. Но всё строго: есть малейшее отклонение – нет никакого укола.

Напрасно Мунин рассчитывал на поддержку Евы.

– Я тоже думаю, что дело не в накопленных ошибках и не в Кашине, – сказала она. – Знаете, откуда могла взяться проблема?

Всё же Ева была математиком, и уснуть минувшей ночью ей не удалось из-за логической нестыковки. Если определённому типу личности строго соответствует определённая модификация препарата и, допустим, восприимчивому экстраверту вроде Клары полагается колоть Cynops Rex Gabrielle, – ошибке места нет. Каждый получает именно то, что ему назначено. Тогда почему пациенты стали жертвами?

– Мы знаем, что в препарате использованы вирусы, которые переносят звенья ДНК саламандры в ДНК человека, – говорила Ева. – У пациента появляется способность к регенерации, к подзарядке от солнечной энергии и так далее. В геноме три миллиарда звеньев. Вирусы изменяют или заменяют всего несколько штук, микроскопическую часть. Но в этой части пациент становится саламандрой. Чэнь рассказывала, что вирусов – сто миллионов. Описаны из них всего шесть тысяч, изучено ещё меньше, вдобавок они постоянно мутируют. При этом учёные занимаются в первую очередь вирусами, которые опасны для человека и полезных животных. У саламандр есть свои вирусные инфекции, но их никто вплотную не исследовал, потому что незачем. Один из таких неизвестных вирусов атаковал часть генома пациентов, которая взята от саламандры.

Мунин ахнул.

– Точно! Шарлемань ведь сам вчера признался, что новая генетика – это новые отношения с окружающей средой. Человеку со старым набором генов вирусы саламандры не угрожают. Они атакуют новые участки ДНК, и невозможно заранее предусмотреть, где окажется слабое место…

– Препарат безупречен, а человек – нет, – кивнула довольная Ева. – Пока пациенты проходили курс инъекций, какой-то вирус мутировал достаточно для того, чтобы вредить людям с изменённой генетикой. Заговор появился, когда началась эпидемия элиты. Большой Босс предложил генералам занять места Наполеонов, и они, конечно, согласились. Тем более, никто не мог знать, как быстро удастся сделать вакцину. А теперь страховщики хотят взять её под контроль.

– И производство тоже, – добавил Одинцов. – Страхуют сами себя от этой заразы и от будущих.

Он вспомнил аксолотля в аквариуме на стойке регистрации отеля в Таиланде. Вспомнил слова портье-трансвестита о том, что земноводная живность сейчас популярна во всём мире. Вспомнил аквариум в ресторане на крыше в Бангкоке и в каждом свободном углу клиники… Ну конечно! Если жертвы даже не сами контактировали с саламандрами, они могли подцепить вирус у переносчиков со старым набором генов, которым вирус пока не угрожал. Пока – потому что мутация вируса продолжалась…

Троица вышла из номера, но вместо поездки на лифте Одинцов попросил стюарда проводить их по лестнице.

– Утренняя разминка, – объяснил он, и Ева с Муниным после почти бессонной ночи вынуждены были считать ступени до вращающегося верхнего этажа.

Стол для завтрака накрыли в новом зале, который в более северных краях мог бы называться зимним садом. Стены укрывала густая вьющаяся зелень, экзотические цветы наполняли воздух благоуханием. Компаньонам действительно удалось оценить обещанный Шарлеманем роскошный вид из панорамных окон. Утренний бриз растащил облака и не позволял туману подниматься от земли выше деревьев. Солнце освещало верхушки пальм, которые едва выглядывали из седой дымки, и создавалось впечатление, что сад, медленно вращаясь, парит в небесах.

– Долго спите, – сказал Шарлемань вошедшей троице после обмена приветствиями.

– Они ждали меня, – улыбнулась ему Ева, защищая компаньонов, а Одинцов спросил у Леклерка:

– Ты как, выспался? Рулить можешь?

Капитан выглядел отдохнувшим и молча кивнул, не переставая жевать, – мол, всё в порядке.

Кашин, судя по зеленоватому цвету лица, успешно справился с бутылкой, которую захватил вчера из бара в номер, и не нанёс обычный макияж. Впрочем, одет он был по обыкновению безупречно, и Мунин подумал: не иначе, репетирует участие в банкете с королём Швеции по случаю вручения Нобелевской премии. А что? Теперь лекарство от старости попало Кашину в руки, он Большой Босс и, если Дефоржу не удастся его остановить, сможет потребовать чего угодно. Премию – для начала разговора.

Дефорж хрустел круассаном у дальнего от Шарлеманя края длинного стола и с напускным безразличием смотрел в окно. Похоже, он уже не маялся головной болью. Одинцов подумал, что Дефоржу специально указали место, чтобы подчеркнуть отношение к ищейке…

…хотя Шарлемань выглядел гораздо более раскрепощённым, чем в Сиануквиле. Он явно чувствовал себя дома, держался как гостеприимный хозяин, а не как неприступный гений, и указал вошедшим на стол:

– Фрукты свежайшие.