– Вы пришли в себя быстрее, чем я ожидал. Это хорошо, – продолжал голос. – Лучше пока обойтись без лишних усилий. Полежите спокойно.

– Человека… с удавкой на шее… не надо уговаривать, – просипел Одинцов. Теперь он чувствовал в носу трубки, из которых под лёгким напором струился прохладный воздух.

– Это не удавка, это воротник Шанца, – возразил голос. – Вы так упали на яхте, что я всерьёз опасался за ваш позвоночник. Вам повезло. На томограмме всё в порядке, только незначительные ушибы. Воротник фиксирует шею на всякий случай. Позже его снимут… Ну, посмотрите на меня!

Одинцов разлепил веки.

Он лежал на широкой медицинской кровати с приподнятым изголовьем, как пару дней назад лежал Дефорж, – которого, правда, не пристёгивали. Помещение, где стояла кровать, напоминало больничную палату…

…и оказалось медицинским боксом в клинике Шарлеманя. Справа от кровати на стуле с колёсиками сидел сам Шарлемань. Он развлекался тем, что медленно ездил вперёд-назад, чуть сгибая и разгибая колени.

Одинцов скосил глаза влево. Там к высокому штативу была подвешена литровая бутыль с изумрудным раствором и капельницей.

– Забочусь о вашем здоровье, – пояснил Шарлемань, заметив, как Одинцов проследил взглядом капельницу до своей вены. – Исключительно полезный состав общеукрепляющего действия. Не жду благодарности, просто информирую.

Тем не менее Одинцов сказал «спасибо» и спросил:

– Где… все?

– Скоро увидите, – бодро пообещал Шарлемань, откатился на стуле к стене, встал и вышел.

Спустя некоторое время, когда Одинцову переменили капельницу, слух вернулся в норму и звуки перестали звенеть металлом, в боксе появились два санитара. Внешне они напоминали тех полицейских-космонавтов, которые собирали трупы на острове со сгоревшей лабораторией. Глаза их были скрыты за дымчатыми очками, волосы убраны под пластиковые шапочки, как в душевой, лица спрятаны под медицинскими масками, ноги – в бесформенных глянцево-белых бахилах до колен. Халаты фисташкового цвета едва сходились на богатырских плечах. Ростом и выправкой эти парни отличались от местных сотрудников, которых успел разглядеть Одинцов со времени приезда в клинику. Кулаки с мозолистыми костяшками выдавали основную профессию санитаров: похоже, тренированные бойцы ненадолго переоделись по приказу начальства…

…и выкатили кровать из бокса в сопровождении медсестры. Перед стартом она сняла с Одинцова датчики медицинских приборов, вынула из его носа канюли кислородного сатуратора и по пути придерживала капельницу в штативе на колёсиках.

Новый бокс, куда перевезли Одинцова, оказался намного больше прежнего. Там на таких же кроватях, в таких же свободных рубахах, как во время недавнего обследования, под капельницами лежали Ева и Мунин. Широкие ремни на запястьях и лодыжках не давали им пошевелиться. В изголовье у каждого дежурила медсестра.

– Привет, – сказал Одинцов по-русски, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – Как самочувствие, как настроение?

– Говорите по-английски, – распорядился вошедший следом Шарлемань и показал на своё ухо, заткнутое миниатюрной гарнитурой. – У меня есть синхронный перевод, но это намного упростит общение.

За всех ответила Ева:

– О’кей. Зачем нас пристегнули?

– Для вашей безопасности. Моя клиника дорожит каждым клиентом и своей репутацией.

Кровати поставили в ряд, приподняв изголовья выше: теперь троица почти сидела напротив Шарлеманя, который встал у них в ногах.

– Это клиника не ваша, а вашего отца, – зло сказала Ева. – И мы очень сожалеем о его безвременной кончине.

Шарлемань с улыбкой вскинул брови.

– О, как трогательно! Да, люди приходят и уходят. Всё дело в ногах… Я вижу, вы в хорошем тонусе. Пришло время поговорить. Оставьте нас.

Последнюю фразу он произнёс, не меняя тона и продолжая смотреть на троицу, но спустя считаные секунды медсёстры исчезли. Вместо них появились ещё двое санитаров. У каждого в руках поблёскивало подобие здоровенного пистолета из фильма «Звёздные войны». Кубические набалдашники на толстых удлинённых стволах оканчивались двумя небольшими иглами.

Одинцов чуть повернул голову к компаньонам, насколько позволял жёсткий воротник толщиной в палец, облегавший шею от ключиц до подбородка.

– Вы спрашивали, что такое тазер. Вот, смотрите. Стреляет одновременно двумя электродами на проводах. Провода и аккумулятор – внутри. Разряд мощный… Убить не убьёт, но дураком сделает, – добавил Одинцов по-русски и перевёл взгляд на Шарлеманя. – Дефоржа в гостинице подстрелили ваши люди?

– Мои.

– А вы сделали вид, что вам тоже досталось.

– Конечно. Мои люди не имеют привычки стрелять в босса… Тем более, в Большого Босса, – спокойно добавил Шарлемань, не оставляя сомнений ни насчёт своего статуса, ни насчёт прослушивания разговоров троицы.

– Где Дефорж? – глухим голосом спросил Мунин.

Биолог перестал улыбаться.

– Погиб. Очень глупо и только по собственной вине.

Оказалось, когда Дефорж пытался задушить Лёклера, оба упали в воду. Капитан перетрусил, оторвал от себя Дефоржа и влез обратно на яхту. А Дефорж, как и троица, потерял сознание и пошёл ко дну.

– Мои люди его, конечно, выловили, но уже не смогли откачать, – сказал Шарлемань.

– Убийца, – процедил Мунин, и Шарлемань поморщился:

– Дефоржа никто не убивал. Мне он был нужен живым и здоровым, чтобы кое-что выяснить, но… Расстегните ремни!

Безоружные санитары выполнили команду и освободили Еву с Муниным. После этого настала очередь Одинцова, на которого с разных сторон смотрели два тазера. Шарлемань уселся в офисное кресло на колёсиках.

– Думаю, предупреждения излишни.

– Воротник можно снять? – спросил Одинцов, разминая запястья.

– Я не рекомендовал бы. Потерпите до повторного осмотра. Мне дорого ваше здоровье.

Шарлемань протянул руку в сторону ладонью вверх и, когда санитар вложил в неё тазер, скомандовал:

– Свободны! – Плечистые санитары покинули бокс, а он продолжал, глядя в глаза Одинцову: – Оружие – для спокойствия охраны. Уверен, что оно не понадобится. Тем более, бойцы караулят за дверью, а вы люди умные. Ошибок и без того наделано много. Пришло время их признать, чтобы исправить… Ну, кто начнёт?

– Я напрасно перечислила имена сотрудниц. Анна-Мария, Беатрис, Габриэль и так далее, – нехотя покаялась Ева. – Это нас выдало.

Шарлемань качнул головой:

– Нет, что вы! Всё случилось раньше.

– Я выдал нас перестрелкой на острове, – сказал Одинцов.

– Ближе к правде, но тоже нет. – Шарлемань оживился и закинул ногу на ногу. – Когда вас взяли в плен, имена мне сразу не сообщили, а потом вы перестреляли всех, кто мог это сделать. Подробности ваших подвигов я узнал только вчера от Лёклера. Честно скажу: восхищён. Уничтожить мой спецназ, разгромить пиратскую базу… C’est magnifique! Лёклер считает вас настоящим Рэмбо, и я с ним согласен.

Учёный наконец удостоил Мунина взглядом:

– А вы что скажете? Какую ошибку, по-вашему, совершили вы? В чём виноваты перед коллегами?

– Я должен был сразу догадаться, – сквозь зубы процедил Мунин и снова повторил: – Убийца.

– Вы слишком любите это слово, – усмехнулся Шарлемань. – Ах, да! Вы же историк… Memento mori – помни о смерти…

Мунин ответил с