Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К ним спешила девушка лет двадцати, не старше.
— Здравствуйте, Николай Григорьевич! — еще издали закричала она. И с интересом посмотрела на Анатолия.
— Добрый день, Зоенька. Прошу любить и жаловать: твой непосредственный начальник, Анатолий Модестович. Подробности и прочее обсудите без меня, прошу извинить, некогда. — Он развел руками, как бы сожалея, что не имеет возможности задержаться.
И ушел.
— Меня зовут Зоя. Иногда Зоя Васильевна...
— Анатолий.
— Так неудобно, вы начальник. Но у вас смешное отчество — Модестович! Никогда не слыхала... — Она смутилась. — Показать вам участок?
— Если не трудно.
Зоя добросовестно исполняла роль гида. Провела Анатолия по всем закоулкам — видимым и скрытым, познакомила с рабочими — кого удалось найти, которые действительно были сплошь мальчишками, не доросшими до призывного возраста, и девчонками, тонюсенькими и звонкими, как на подбор...
— Детский сад, Анатолий Модестович, — комментировала Зоя, не замечая, должно быть, что сама недалеко ушла. И жаловалась: — Сил моих больше нет. Лучше бы отпустили обратно к станку. Я ведь токарь. Никто меня не слушается, каждый делает, что взбредет в голову, и еще издеваются...
— Как это издеваются? — удивился Анатолий. Он чувствовал себя неловко, препаршиво.
— Фамилия у меня... Тараканова...
— Фамилия как фамилия, — сказал Анатолий, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. На тонких сухих ножках, большеглазая, с длинными, загнутыми кверху ресницами и в наглухо застегнутом — под самый подбородок — халате, Зоя и впрямь чем-то походила на таракана.
— Особенно этот Гошка Мотяев, — продолжала она, — настоящий баламут, бандит! Как будто у самого фамилия лучше, фи!.. Он прямо проходу не дает, честное слово. Обязательно прицепится и какую-нибудь гадость скажет, если встретимся...
— Наверно, влюблен в вас?
— Да ему же всего семнадцать лет! И вообще... — Она покраснела. — Погодите, он и вам что-нибудь подстроит, он такой.
Гоша Мотяев, или, как называли его в цехе, «баламут», долго ждать себя не заставил. На другое же утро он появился в конторке и, изобразив на лице своем озабоченность, растерянность, срывающимся голосом сказал:
— Товарищ начальник, пила не работает.
— В чем же дело? — спросил Анатолий, догадываясь, что это и есть знаменитый Гоша и что он обслуживает циркулярную пилу.
— Не могу понять. Не режет, хоть тресни.
— Пойдем.
Пила действительно не резала, то есть не пилила металл, а скользила по болванке, оставляя лишь неглубокие царапины. Звук при этом получался жуткий — хуже, противнее, чем когда проводят стеклом по стеклу.
— Давно? — спросил Анатолий, вспоминая лихорадочно, что он знает о циркулярных пилах и на каком принципе основана их работа. Впрочем, основа простая, как у всех других пил.
— С утра все шло нормально, — невинно пожимая плечами, ответил Гоша и ухмыльнулся.
Анатолий не заметил этого.
— Может, затупилась? — высказал он предположение, понимая, что дело в чем-то другом.
— Диск совсем новый.
— Какую сталь режешь?
— Да сталь «пять»! Чепуха.
Анатолий полез искать неисправность, а Гоша, вставив руки в карманы, стоял рядом и посмеивался.
Пожалуй, этот спектакль, затеянный им, удался бы на славу, и можно было бы после долго смеяться в курилке над незадачливым начальством, которое «только и умеет, что командовать, а ни черта не понимает», но тут подошел Павел Иванович Серов, один из немногих старых рабочих. Он поздоровался с Анатолием и, не говоря больше ни слова, схватил Гошу за шиворот.
— Ты что, что?! — завопил Гоша, вырываясь.
— Не «ты», а «вы»! — сказал Серов спокойно. — Повтори.
— Ну, вы...
— Без «ну». Просто «вы».
— За рукоприкладство, — вопил Гоша, — можно под суд народный попасть!
— Быстренько установи правильно пилу, сукин сын! И смотри, пеняй на себя.
— Я же не нарочно, случайно...
— За нечаянно иногда бьют отчаянно, — сказал Серов, отпуская Гошу. — Усеки на всю жизнь: здесь производство, а не художественная самодеятельность.
— Подумаешь, пошутить стало нельзя. Работаешь, как эскадрон лошадей...
— Я вот тебе пошучу! — Серов погрозил Гоше кулаком, но незлобиво. Потом положил руку Анатолию на плечо. — Пойдемте, все в порядке. И не смущайтесь. Все когда-то начинали, никто не родился готовым специалистом.
— Спасибо.
Ему было стыдно, что не увидел, не разгадал такой простой вещи — диск был установлен наоборот! Он ругал себя последними словами за то, что не смог отказаться от этой хлопотной и ответственной должности, не имея ни достаточно знаний, ни опыта. Ну какой из него начальник участка, производственного участка, если попался на такой ерунде! Позор. Нет, нужно было проситься у директора, чтобы направили в отдел. Там, конечно, тоже ответственно, но руководить никем не надо, только собой. А теперь пойдут по цеху разговоры, смешки за спиной...
— Вы построже держите себя с этими шарлатанами, — сказал Серов, когда они отошли подальше от пилы. — Распустились, безотцовщина. У Гошки отец погиб в ополчении, еще в сорок первом. А у матери их трое, и все мальчишки. Они не от злости хулиганят, возраст такой — поиграться бы.
— Я понимаю.
— Меня в молодости почище вашего разыграли. — Серов засмеялся, вспоминая, должно быть, как это случилось. — Прибегает дежурный электромонтер и кричит, чтобы я выключил станок и накрыл его бумагой...
— Зачем? — спросил Анатолий удивленно.
— В том-то и дело! Дескать, будут высоким напряжением испытывать. И я, как последний идиот, побежал по цеху собирать бумагу и накрыл станок, а ведь к тому времени года три-четыре работал фрезеровщиком! Долго потом проходу не давали... — Он покачал головой. — А вы, значит, зять Захара Михалыча?
— Да.
— Хорошее дело. Вы передайте ему привет от меня. Мы с ним давно знакомы. Правильный он человек, нашей, рабочей закалки.
После этого разговора Анатолий немного успокоился. Да ведь, в сущности, ничего особенного и не произошло. Серов прав: Гоша не со зла затеял розыгрыш. Вполне обычное дело. И в школе, и позже в