ни ломал голову, а кроме одной фразы, ничего не припомнил, хотя и исписал маленькими буковками четыре страницы. Впрочем, может быть, и все буковки нужны были только для того, чтобы между ними оказалось одно слово «люблю», силу которого и должны были они множить.

Но случилось не так. Слова порхали, шныряли, теснились; их кружилось все больше и больше; они ушли из-под его власти, стали неестественными, убили свою сущность, и наступило полное смятение. Мальчик почувствовал отвращение к своему письму. Охотнее всего он написал бы: «Люблю!» — и все.

— Ну как, хорошо? — спросил он Тибора.

— Очень!

— Откуда ты знаешь?

— Ты же сам мне прочел.

— А что с того, что прочел? Как ты думаешь, ничего что на такой бумаге? Я ведь из тетрадки вырвал ее.

— По-моему, ничего.

— Ничего, — проворчал Мартон — А как же я передам?

— Сложи вчетверо.

— И в конверт положить?

— Не обязательно.

— Еще подумает, что у меня даже на конверт не хватило денег.

— Тогда положи в конверт.

— Если для нее важнее всего конверт, так нечего и письмо посылать.

— Ты опять совсем взбесился.

— Совсем взбесился, совсем взбесился, — повторял Мартон, мучаясь мыслью, что он бедный, а Илонка богатая.

Перед глазами у него возник каток, и мальчик угрюмо спросил:

— Когда передать: в начале или в конце урока?

— В начале.

— Тогда она будет читать при мне. А я что в это время буду делать?

— Ждать.

— Тебе легко говорить!..

— Передай в конце урока.

— Когда за руку будем прощаться?

— Да.

— А если она не возьмет?

— Возьмет.

— А ты передавал уже когда-нибудь девушке письмо?

— Нет еще.

— Так откуда ты знаешь?

Тибор не ответил. Какой он ни был покладистый, но и ему надоели придирки Мартона. А Мартон не желал этого замечать и все спорил, конечно, больше с собой, нежели с Тибором.

— Говоришь, отдать и уйти?

— Да.

— И целые сутки ждать ответа?..

— Хочешь, я передам? Сегодня же, тотчас. И как придешь на урок, сразу ответ получишь.

— Так ведь не она выходит на звонок…

— Это верно.

— Зачем же предлагаешь тогда?

Вконец измученный Тибор ответил так, как и следует отвечать, когда просят совета в любовных делах:

— Делай как знаешь!

— Так и буду!

И тем не менее задал еще с дюжину вопросов. «А как ты думаешь, не лучше ли сказать на словах?.. А как ты думаешь, она не рассердится?.. Может, подождать еще?» — и тому подобное. И наконец, когда нельзя было больше сказать «как ты думаешь?» ни себе, ни Тибору, попрощался.

— Не сердись, — сказал Мартон, — сам знаешь, что это не пустяки.

Он снова жадно перечитал письмо, энергично сложил его и засунул во внутренний карман пиджака. На душе стало легче.

— Будь что будет!

— После придешь ко мне?

— Да.

— Буду ждать, — сказал Тибор и, чтобы подчеркнуть, что примирение состоялось, добавил: — Буду ждать, дурень ты эдакий!..

2

Пытаясь скрыть волнение, Мартон вошел с угрюмым лицом. Как только они сели за стол, торопливо отдал письмо, чтобы девочка не заметила, как у него дрожат пальцы.

Илонка же, напротив, медленно раскрыла самый толстый учебник, спокойно вложила в него сложенный вчетверо листок, чтобы никто ничего не увидел, если войдет, и лениво, со скучающим видом закрыла книжку.

Мартона охватили самые разнообразные чувства. Он радовался своей отваге: передал письмо в начале урока, и ничего плохого из этого не вышло, но вместе с тем был поражен — как просто, как спокойно взяла письмо Илонка! Не удивилась, не спросила даже, что это такое, что в письме? И даже тайком не попыталась заглянуть в него. Вместо этого посмотрела на Мартона, который, хотя и был будний день, ухитрился под каким-то предлогом надеть новый костюм, что купили ему на пасху.

— Вам очень к лицу коричневый цвет, — промолвила Илонка.

От неожиданности Мартон, будто пойманный на месте преступления, растерянно оглядел себя, свой коричневый костюм, потом громче обычного (у него даже в горле пересохло) сурово спросил:

— Что задано на сегодня?

Покуда они решили — вернее, Мартон решал уравнение с одним неизвестным, ибо Илонке было трудней решить уравнение с одним неизвестным, чем взять впервые в жизни любовное письмо, таящее в себе сразу тысячу неизвестных, — он подумал о том, что, наверное, это не первое письмо, полученное Илонкой, у нее есть уже опыт, потому и взяла она его так спокойно. И в нем взыграла ревность.

Мартон забыл, вернее, еще не знал, что девушкам в диковинку совсем не то, что в них влюбляются, а то, когда в них не влюбляются. Он забыл, вернее, не знал, что девушки и в школе переписываются друг с дружкой, не то что мальчики; девушки вообще любят посекретничать; и в классе тоже прячут в учебники письма, полученные на уроке, чтобы учительница не заметила.

Илонка, хотя у нее и екнуло сердце, когда она увидела в руке у Мартона письмо, однако не подала виду, скрыла свое волнение. Ей не пришлось прижимать руки к столу, чтобы остановить дрожь пальцев. Напротив, Илонка так затормозила себя, что вся оцепенела. У Мартона тело было непослушным, но голова работала ясно, четко. Илонка же отлично владела своим телом, но не способна была даже повторить слова учителя. Попробовала было, но тут же запнулась и замолкла. Отвела глаза. Мартон испугался. Подумал: Илонка только сейчас поняла, что случилось, рассердилась и теперь не будет больше брать у него уроков.

С этими мыслями и встал он по окончании урока и посмотрел на Илонку. «Все кончено!» — сказал он себе и поспешил прочь. «Черт бы меня подрал! — решил он. — Сам виноват…» Мгновение спустя, словно все это происходило во сне, декорации переменились, он был уже в прихожей.

3

Ощущение «все кончено!» продолжалось, как казалось Мартону, страшно долго, хотя прошло всего лишь пять секунд. Илонка проводила потрясенного юношу в переднюю и сказала ему на прощание: «До свидания!» Мартон не мог ответить и не рассердился даже, когда она добавила: «Носите всегда коричневый костюм».

Закрывая дверь, мальчик видел сквозь быстро сужавшуюся щелку, что Илонка все еще стоит в прихожей, но смотрит уже не ему вслед, а в сторону вешалки. Что это значит, Мартон не понял. По лицу девочки разлилась блаженно-мечтательная улыбка. «Странно!» — подумал Мартон, совсем сбитый с толку.

А между тем, будь он в состоянии думать, вспомнил бы, что под вешалкой в прихожей висит зеркало.

Сразу же после ухода Мартона Илонка пожелала убедиться, что она красива (не могла же она это сделать во время урока, как ей этого ни