прежде, снимает свою толстую куртку и садится на перевернутый ящик у костра, в то время как его глаза становятся белыми.

Мы все на секунду затаили дыхание, пока они этого не сделали.

Киран приносит коробки с обедом, которые нам выделили, и я сижу с Гейбом и ем, наблюдая за работой Грифона. Его глаза остаются белыми все время, как бы я на него ни смотрела.

Он проникает в мозг каждого мужчины и женщины в лагере. Полностью стереть их память, особенно когда мы готовимся к наступлению в ближайшие дни, было бы очень непросто, поэтому вместо этого Грифон сеет добрые чувства.

Он спорит с Ноксом по этому поводу, в основном потому, что моему самому поврежденному Привязанному не нравится идея заставлять людей подчиняться. Сначала я думаю, что это этический момент или, возможно, травма, но потом Нокс огрызается: — Если они собираются ополчиться против нас, мы должны прогнать их, а не внушать им добрые чувства и потенциально оставлять змею в нашем гнезде!

Я не могу с этим не согласиться.

Норт быстро указывает на проблему с таким подходом: — Сейчас у нас недостаточно ресурсов, чтобы быть разборчивыми. Мы должны работать с тем, что у нас есть, а то, что у нас есть, — это целый лагерь людей, которые сомневаются в своих лидерах, к лучшему или худшему.

Гейб снова стонет и проводит рукой по лицу. — Я не понимаю, что произошло! Мы разговаривали, все было хорошо, а потом он просто… что это вообще было?

Удивительно, но именно Нокс отвечает ему через нашу мысленную связь:

«Бог, живущий внутри него, проснулся. Видение того, что Сопротивление сделало с его родителями, независимо от того, как он к ним относился, спровоцировало это. Затем, обнаружив, что все они стоят так близко к его Привязанной после того, что они только что сделали, это пробудило его».

Гейб качает головой. «Как ты можешь говорить об этом так спокойно? Какая часть твоих исследования подсказала тебе, что это должно было произойти?»

Я рада, что разговор перешел на нас, когда Нокс отвечает: «Мы с Олеандр нашли десятки упоминаний о богах за последние тысячелетия. Там было упоминание о способности вырывать души, теневых существах, способности Нейро и драконе. Была также способность человека, который мог раздирать своих врагов пополам, в то время как ни один из них не мог прикоснуться к нему. Чем больше я смотрю на это, тем больше нас я вижу. Мы с Нортом не единственные, кто носит в себе богов. Мы просто единственные, чьи боги проснулись до сих пор. Связь с Оли положило начало процессу, и у каждого из вас до сих пор был спусковой крючок. У всех, кроме Грифона».

Я съеживаюсь и протираю глаза рукой. «Глаза Грифона изменились однажды утром, когда мы занимались сексом. Я сказала ему, но он ответил, что ничего не почувствовал… что в нем ничего не изменилось. Я думаю… я думаю, может быть, его узы на секунду взяли верх, а потом снова заснули, может быть? Все произошло так быстро, и поскольку он ничего не почувствовал и отмахнулся от этого, я ничего не сказала. Мне жаль…»

Норт вмешивается прежде, чем я успеваю начать бредить. «Это не твоя вина, Олеандр. Ты ни в чем не виновата. Как сказал Нокс, он не думает, что ты кого-то меняешь, только то, что они просыпаются».

Я выдохнула, и чувство вины, которое я испытывала, немного рассеялось. Это облегчение — знать, что я не делаю что-то со своими Привязанными без их разрешения. Лишить их выбора — немыслимо для меня, и сама мысль об этом вызывает у меня тошноту.

Когда мы заканчиваем есть, я помогаю все убрать, а затем снимаю с себя оружие, чтобы попытаться немного поспать. Грифон все еще занят, его глаза остаются такими же ослепительно белыми, и я не очень хочу спать, пока он работает.

Норт непреклонен в своем желании заставить меня отдохнуть: — Через шесть часов мы должны быть на ногах, чтобы подвести итоги и разработать окончательный план отхода. Поспи, пока можешь. С Грифоном все будет в порядке. Он подготовлен к этому.

Я обнаруживаю, что мой спальный мешок переместился и оказался зажат между мешками Атласа и Гейба. Когда я начинаю беспокоиться о том, чтобы переодеться во что-нибудь более удобное для сна, Норт быстро меня останавливает.

— Я позову Грифона, чтобы он тебя вырубил, если понадобится, — говорит он, ловя мои руки и притягивая к себе для крепких объятий. Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь лицом к его груди, ощущениями от него, чтобы хоть немного отгородиться от тревоги, тревоги по поводу всего, кроме работы, которую нам предстоит сделать завтра.

Работа над тем, чтобы разобраться с этим лагерем и наконец поставить Сайласа Дэвиса на колени. Этого давно ждали, и это единственная часть всего этого, которую я все еще с нетерпением жду.

Работы, которая поможет разобраться с этим лагерем и наконец-то поставить Сайласа Дэвиса на колени. Прошло много времени, и это единственная часть всего этого, которую я все еще с нетерпением жду.

Я ложусь рядом с Гейбом и не могу уснуть, лежу тихо, чтобы никто меня не окликнул. Грифон только к полуночи заканчивает вытравливать дурные чувства из всего персонала ТакТим, который мы захватили с собой.

Нокс и Норт оба решают не ложиться спать, вместо этого они корпят над одной из стратегических карт, которые Норт принес из командирской палатки обратно в нашу, и тихо перешептываются между собой.

Сколько бы Гейб ни уговаривал меня, я не могу заснуть. В конце концов, он заключает меня в свои объятия, пытаясь убаюкать. Это занимает много времени, благодаря предвкушению, ползущему по моей коже, но, когда он обнимает меня, я засыпаю.

* * *

Атлас просыпается, чувствуя себя лучше, но все еще испытывая беспокойство из-за новых способностей своих уз.

Гейб, Нокс и я остаемся с ним в палатке, чтобы попытаться разобраться с этим, прежде чем он отправится с нами на дневной разбор полетов. Норт и Грифон объявили, что мы выступаем на нашу миссию завтра утром, поэтому время у нас ограничено.

— Мы не можем больше ждать здесь, поскольку они уже сделали два хода против нас. Один из их Транспортеров пришел и увидел тела. Она перенесла пару кусков обратно в лагерь, так что это только вопрос времени, когда они начнут приводить подкрепление.

Мой желудок сворачивается узлом при мысли о том, о каком подкреплении может говорить Норт, но мы всегда