– Заходила, – торопливо согласился Никита. – Телефонный номер спрашивала.

– Чей?

– Его! – Вороной ткнул в сторону Решетникова. – Познакомиться хотела ближе! Вот и я это… поспособствовал.

Он расплылся в глупой улыбке, но тут же испуганно притих. Ох, сейчас и ему достанется! Соврал ведь, хотел подразнить Анжелку… А у нее, видно, с нервами совсем непорядок. Глупости всякие спрашивает, переживает.

Но Анжела не дала ему оплеуху, как он опасался.

– Чурбан ты мой. Господи, какой же чурбан!

Она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.

Вороной ничего не понял, но на всякий случай покровительственно похлопал жену по спине.

– Ничего, ничего. Не реви, глаза опухнут! – утешил он ее как мог.

Раздался тихий стук, и по ковру покатилась лисья лапка. Решетников дернулся было, чтобы поднять ее, но, заметив всеобщие взгляды, подался назад.

– А вот это любопытно! – Бабкин присел на корточки. – Слышь, друг! Откуда она у тебя?

– Откуда она у тебя? – слово в слово повторил его вопрос низкий голос за спиной. Кармелита шагнула вперед и озадаченно уставилась на администратора покойного Джоника.

Под всеобщими взглядами Решетников выпрямился. И по лицу стало ясно, что его можно распять, сжечь и колесовать, причем даже одновременно, но он не скажет ни слова. «Упрямый черт!» – оценил Бабкин. Он чувствовал, когда можно что-то выжать из человека, а когда даже подступаться бесполезно. Решетников захлопнул створки, как моллюск. Хоть ножом его вскрывай!

Однако ножа не потребовалось.

– О, а я понял!

Все обернулись. Илюшин подошел к лапке, поднял ее и повертел в пальцах. Посмотрел на Кармелиту.

– Где вы ее потеряли, помните?

Женщина пожала плечами.

– В оранжерее, кажется.

В глазах Решетникова что-то блеснуло. Но он лишь плотнее сжал губы.

Макар перевел на него сочувственный взгляд.

– Прибегает человек на место преступления, – негромко сказал он. – И видит там чужую вещь в двух шагах от трупа. Делает совершенно неверный вывод о причастности владельца вещи к убийству. И прячет ее у себя. А потом изо всех сил пытается встретиться с тем, кому принадлежит улика – как он полагает! – чтобы успокоить его и ободрить.

У Решетникова заходили желваки. Илюшин, не обращая больше на него внимания, обернулся к Кармелите. Глаза у той горели таким огнем, что Бабкин на месте Илюшина не стал бы подходить к ней ближе. Но Макару, казалось, все равно.

– А другой человек приходит на место преступления, – по-прежнему негромко проговорил он в полной тишине. – Видит, кого убили, и думает, что понимает, кто это сделал. И тоже изо всех сил защищает и выгораживает того, кто ему дорог. Выкладывает всю подноготную Бантышева, например. Тем более, что третий участник этой развеселой истории тоже выбрал бедного Виктора козлом отпущения. Вы, когда из окна вылезли, хотели ведь с Андреем встретиться, да? Решили, что он прикончил Джоника из-за того, что тот сказал о вашем сыне? Ну так Андрей этого не делал. Он как раз считал, что это вы убийца. Вон, лапку даже прятал, думая, что это улика.

Кармелита и Решетников одновременно сделали шаг к Илюшину. Бабкин посмотрел на обоих, и тут до него дошло, о чем говорит Макар.

И не только до него.

– Не, ты погодь, – пробасил сзади Вороной. – Я не понял! Они что… вместе, что ли?

Кармелита с Решетниковым посмотрели друг на друга.

Не убивала, сказал себе Решетников, сдерживая желание сползти по стене вниз. Не убивала она никого. А я-то, идиот, лапку эту прятал, чуть крышей не сдвинулся, пытаясь понять, как мне защитить тебя, любовь моя.

Не убивал, про себя выдохнула Кармелита. Я, дура старая, чуть Витькин телефон наизнанку не вывернула! Он ведь случайно снял, как я у телецентра из твоей машины вылезаю. Еще и смеялся – что это ты, подруга, на тачке джоникова пацана катаешься, приревнует ведь! Я думала, если Бантышев спохватится и вспомнит про снимки, к тебе точно прицепятся…

Повисла тишина. Такая тишина, которая рождается, когда люди становятся свидетелями чуда.

Молчание нарушил Богдан, переливчато свистнув.

– Ты что, решил, это я? – хрипло спросила Кармелита. – Андрюша, ты дурак?

– А он думал, вы таким образом освободили его от гнета этого маленького засранца, – любезно подсказал за Решетникова Макар. – Кстати, Джоник в самом деле этого бы не простил. Изменить ему – и с кем! С женщиной! Какой стыд.

Макар осуждающе покачал головой. Решетников, наконец, оторвал глаза от Кармелиты и посмотрел на Илюшина так, что Бабкин тоже на всякий случай шагнул ближе. Конечно, неплохо, если Илюшина кто-нибудь побьет: он давно нарывается. Но не сегодня. Пока у них дела не закончены.

– Ты его не убивал? – жалобно спросила Кармелита, словно вокруг и не было никого. – Андрюша!

Решетников отрицательно качнул головой.

– Да не убивал, не убивал, – успокоил ее Макар. – Спросили бы меня, я бы вам сразу сказал. А то какие-то детские игры! По трубам ползаем, врем напропалую… У меня, между прочим, время ограничено. А нам еще убийцу нужно предъявить Богдану Атанасовичу.

Илюшин обернулся к камердинеру.

– Что, Иннокентий, я был прав?

Тот молча кивнул. Грегорович ахнул и прижал руки к щекам. Ася спряталась за спину Кутикова и там на некоторое время почувствовала себя в безопасности. Хотя стыдно было так, что, казалось, даже волосы покраснели.

– Ася, вы мне нужны, – позвал Илюшин. – Без вас у меня ничего не получится.

– Почему не получится? – пискнула Катунцева.

– Ну как почему, – рассудительно сказал Макар. – Для начала потому, что вы – убийца.

6

– Выходи, – пригласил Бабкин, отпирая дверь дежурки охранников. – Эх и духота у тебя! Я бы на твоем месте в районный суд подал на Грегоровича. За ненадлежащие условия содержания.

Жора ухмыльнулся.

– Может, в Гаагский трибунал сразу, а?

Вышел, покачиваясь, как моряк, прогнулся в спине вперед-назад. Отчетливо хрустнули кости.

– Затекло все, – пробормотал телохранитель. – Слышь, а что это ты меня выпустил? Жрать, что ли, идем? Так вроде до этого внутри кормили.

– Да нет, – махнул рукой Бабкин. – Ступай с миром. Все закончилось.

Телохранитель растерялся.

– Как это?

Бабкин двинулся к выходу, и Жора Пащенко пошел за ним.

– Нашли, кто убил твоего босса, – на ходу говорил Сергей. – И суток не потребовалось.

Пащенко встал. Потом догнал Бабкина и схватил за плечо:

– Э, э! Ты чего городишь?