И оба раза они расстались плохо. Я считал, что Брэбэзон был информатором Тэда, причем вынужденно, а не по доброй воле. Тем не менее, пока я не узнаю, чем Тэд держал его, он этого никогда не признает.

Брэбэзон закрыл бутылку пробкой и подписал этикетку. Мы прошли в его гостиную, он сел за письменный стол и выписал мне рецепт.

– Могу я также попросить у вас немного мази для этих синяков?

– Конечно. Минутку.

Он вернулся в кабинет, и я начал действовать так быстро, как только позволяло мое избитое тело. К счастью, не потребовалось много усилий, чтобы выдвинуть ящик, который Брэбэзон закрыл во время моего предыдущего визита. Я едва успел осмотреть содержимое, когда услышал, что он возвращается. Я закрыл ящик и снова занял свое место, когда он вошел с бутылкой в руке.

– Восемь шиллингов десять пенсов, – объявил он.

Я заплатил, чувствуя, как от радости жизнь потекла по венам моего хрупкого тела. В ящике среди сургучных шариков для писем и другого барахла я увидел серебряный жетон размером с коробочку для нюхательного табака. На металле была выбита римская цифра семь в окружении гравировки из цветов, похожих на лилии.

Глава сорок пятая

От настойки мне стало легче. Боль притупилась, но кровь все равно бежала по телу как поток в мельничном колесе. Во рту было сухо, и вода совсем меня не освежала.

Я продолжал думать о серебряном жетоне в столе Брэбэзона. Я до сих пор не понимал его значения, но мои первоначальные подозрения оправдались: почти идентичный жетон, найденный мной в квартире Тэда, должен быть связан с его расследованием случившегося на «Темном ангеле». Тэд держал Брэбэзона этим жетоном? Или он имеет какое-то другое значение? Это открытие вызвало больше вопросов, чем дало ответов, но я все равно пылал от волнения, как охотник, приближающийся к дичи.

Я попытался поесть на постоялом дворе, но понял, что у меня нет аппетита. Я поспал пару часов, потом сделал еще один глоток настойки. Через час моя нога стала двигаться гораздо лучше. Я почистил оружие и похромал на Дептфорд-Стрэнд. Свет в полях угасал, а настойка преобразила мир: облака стали очень четко очерченными и пурпурными, люди – размытыми и неясными. Я был как Орфей, спустившийся в преисподнюю.

В портовых кварталах заканчивался рабочий день. Я сделал несколько покупок, а затем пошел к реке. Вдоль приливной отмели выстроились лодочные станции и шлюпочные мастерские, в одном из таких мест я арендовал на ночь небольшую лодку.

– Собираетесь покатать молодую даму под луной? – ухмыльнулся лодочник.

Мы вместе донесли лодку до воды, где я привязал ее, сложил покупки на дне и вернулся в гавань. Изможденный, сел на стену, ожидая наступления темноты. Отсюда я мог видеть «Темного ангела», крылатую женщину, смотревшую на темнеющую воду. Как этот корабль назвал Моисей Грэм? Корабль потерянных душ.

Я просидел там некоторое время, когда до меня донеслись крики ссоры, обычная камерная музыка дептфордской жизни. Я повернулся и увидел двух человек, дерущихся на набережной. На мужчине был шерстяной матросский комбинезон. Женщину я узнал. Это была Ямайка Мэри – предположительно с одним из клиентов. Она попыталась убежать, но мужчина схватил ее за запястье и потянул назад. Он ударил ее кулаком в лицо, затем потянул к стене, где задрал ее юбки и стал расстегивать ширинку своих брюк.

Он был так поглощен совокуплением, что не слышал, как я приблизился к ним по набережной. Я достал меч и приставил самый кончик лезвия к его горлу.

– Отойди.

Так он и сделал, явно сбитый с толку.

– Ты кто такой, черт побери?

Я явно не выглядел как вор.

– Ты меня не знаешь.

– Тогда из-за чего мы ссоримся?

– Мне кажется, что эта женщина не хочет.

Лицо Мэри ничего не выражало, когда она смотрела на нас обоих. Мэри опустила грязные юбки, прикрыв вагину, и сплюнула кровь.

Мужчина расхохотался:

– Ты хочешь убить меня из-за пенсовой шлюхи? Ты спятил?

Я царапнул мечом его кадык:

– Извинись.

– Успокойся. – Он поднял руки. – Простите.

– Не передо мной. Перед ней.

– Прости.

– «Прости» в карман не положишь, – заявила Мэри. – Он обещал Мэри два шиллинга.

– Врешь! Мы договаривались на шиллинг.

– Шиллинг был до того, как ты ее ударил, – заметил я. – Давай три.

Он стал рыться в кармане, достал кошель и отдал ей монеты. Я позволил ему уйти, и он бегом понесся по набережной. Мэри пошла к ограждающей гавань стене и села, держась за лицо. Я уже устал и тоже присел рядом с ней.

– Что ты хочешь? Бесплатно трахнуться?

Я с трудом сдержал смех:

– Я же сказал тебе, я женат.

– Сказал. – Она долго меня рассматривала. – Что с тобой случилось?

– Упал с лошади.

– И большие у этой лошади кулаки?

Я улыбнулся:

– Как долго ты живешь в Дептфорде, Мэри?

– Почти двадцать лет.

– Ты приехала сюда рабыней?

– Ты думаешь, Мэри приехала бы в эту адскую дыру добровольно?

– А как ты получила свободу?

Она пожала плечами:

– Сделала старика счастливым. Одного дептфордского торговца. Он освободил Мэри в своем завещании.

– И ты осталась в Дептфорде?

– Попробовала пожить в Лондоне. Не понравилось. Вернулась сюда.

– Ты хорошо знаешь Перегрина Чайлда?

– Достаточно хорошо.

– Ты помнишь, как погибли его жена и ребенок? Тот несчастный случай.

Она фыркнула:

– Это был не несчастный случай.

– Я слышал, что они утонули в Дептфорд-Рич. Это не так?

Она обняла себя руками. Последний луч солнца исчез за горизонтом.

– Это было десять лет назад. Ребенок родился дурачком. Мэри видела их в городе, маленький мальчик обычно держался за мамину руку. – Она изобразила его вялое, пустое лицо. – Говорят, это свело мать с ума. Перри Чайлд стал пить. Однажды она отвела мальчика к реке и набила их карманы камнями. Потом они сели в лодку и стали грести, дальше и дальше. – Она засопела. – Это плохое место. Его называют Дьявол-Рич.

Я снова испытал жалость к Перегрину Чайлду.

– Почему он чувствует себя обязанным Фрэнку Дрейку?

– Перри считает, что он сам виноват. Черт, да может, и виноват. А Дрейк – брат его покойной жены. – Она снова пожала плечами: – Дрейк знает, как давить на людей. Так было всегда.

Я подумал, что в этой истории должно быть замешано что-то еще, ведь сестра Дрейка погибла уже давно. Какое-то время мы сидели молча, каждый думал о своем. Взошла большая луна, ее цвет напоминал цвет старых свечей. Этим вечером дул сильный ветер, воздух снова стал влажным. Дождь был не столько обещанием, сколько угрозой.

– Я слышал