стоим на узкой полоске галечного берега. Дальше бежать – не имеет смысла.

– Интересно, что она, здесь, делает? – озадачивается Михаил, глядя через речку, на завал, – Нечаев, вообще не указывает мандаринку, в числе гнездящихся уток Кунашира!

– Может, просто так? – пожимаю я плечами, – Летает, от делать нечего?

– Ну, нет! – отмахивается Дыхан, – Сегодня – шестое июля! Гнездовой период! Все взрослые особи должны заботиться о продолжении рода. Вековой инстинкт!.. Наверняка, мандаринка здесь гнездится! Просто, это ещё никому не удалось доказать.

Мы, конечно, тоже доказать ничего не можем – ни гнезда, ни выводка…

Нам нужно идти дальше, вверх по речке. Голенища наших болотников давно раскатаны, это хорошо – дальше придётся часто переходить речку. Давно распустившие листву, могучие ивы речной поймы, по-летнему, мягко раскачивают ветвями.

Стоящие по берегам, высоченные, зелёные стены молодого ивняка создают впечатление глубокого, зелёного распадка с речкой, шумящей по его днищу. Наше внимание привлекает какое-то движение.

– Что-то шевельнулось, у ручья! – замирает Дыхан, на полушаге, – По ту сторону речки!

Я замираю тоже. Мы поднимаем свои бинокли…

В поле зрения моего бинокля – «распадок» из зелёных стен ивняка… Разлив перекатика небольшого ручья… Спокойное зеркало воды широкой и мелководной ямочки…

С берега, в воду, делает шаг большая, бурая птица!

– Орлан?! – озадачивается Михаил, – Что, ему, там… Голова круглая… Филин! Саня! Это рыбный филин!

– Филин?! – недоверчиво щурюсь я, в бинокль.

– Точно, филин! Идёт по воде! Вот! Шагнул! Видишь?

– Ага!.. Но, что он, днём, делает на речке?!

– Рыбу смотрит… Видишь? А, что ему – речка, днём? В этом тоннеле и днём – сумрак! Людей, здесь, вообще не бывает. Видит он, днём – не хуже, чем ночью!

Что-то встревожило филина и он взлетает! Однотонно-бурая птица, мощно загребая воздух широкими крыльями, летит от нас прочь, удаляется по зелёному тоннелю…

Мы провожаем её, в бинокли.

– Красиво пошёл!

– Здоровая птица!

– Кто-то его спугнул. Через речку – нас он не услышать, не увидеть не мог.

– Ну!.. Да, мало ли кто?!

– Ага. Не узнать.

У нас – дальняя дорога, долго задерживаться нельзя. Мы трогаемся вперёд. По валунам речного берега…

Через полчаса, с высокого берега речки, мы смотрим в бинокли, чуть вниз и далеко вперёд. На кусте то ли бузины, то ли гортензии, сидит синяя птица, величиной с дрозда. Может быть, немного меньше.

– Сань! – шепчет Дыхан, – Синяя мухоловка!

– Хм! Синяя птица! – с улыбкой думаю я, в бинокль, – Птица удачи! Встретилась!

Мухоловка, несколько раз, звенит трелью. Но мы её не слышим – все звуки отбивает шум речного переката. Мы только видим, в бинокли, как она открывает клюв и туго раздувает своё горло…

Кроны высоченного ивняка речной долины закрывают от нас дальние окрестности и не зная, откуда течёт очередной приток речки, мы проходим эти развилки наугад, больше доверяя своей интуиции.

Вот, мы подходим к очередной развилке речки. И очередной раз, начинаем совещаться.

– Снова отвилок! – говорит Дыхан, – Нам, по этому?

– Нет! Этот, вроде, не наш! – сомневаюсь я, – Наш – дальше, должен быть.

– Значит, по этому пойдём! – утвердительно кивает Дыхан, на правый ручей.

Во время очередного перекура, на очередной развилке речки, я карабкаюсь по стволу ближайшей к нам, высоченной ивы…

Раскачиваясь на верхушке высоко над землёй, я смотрю на склоны сопок хребта Докучаева, долго всматриваюсь в сторону седловины, уже отчётливо обозначившейся впереди, между конусом вулкана и этими сопками…

– Всё правильно! – спрыгнув на землю, я подхожу к сидящему на валуне, с беломориной в зубах, Михаилу, – Идём, как надо.

– Тогда, вперёд! – поднимается тот, мне навстречу.

Но… я ещё и присесть не успел! Я молча проглатываю такую неожиданность…

Вот, впереди, речная долина Тятиной резко сужается. Её борта образуют узкий и глубокий распадок. Речка впереди становится шумной и бурной.

– Ура! – радуюсь я.

– Ну, теперь не собьёмся! – тоже, доволен Дыхан.

Мы, с большим удовольствием убеждаемся, что с первого раза попали в нужный, нам, приток. Этот каньон речки является для нас – главным ориентиром нашего пути! Дальше, нам – вверх, по этому распадку…

По валунам и скалистым прижимам каньона, мы медленно продвигаемся вдоль берега, вверх по речке…

– Очень медленно! – хмурится Михаил, – Так, мы и за три дня не доберёмся! Нужно что-то делать!

– Давай, на склон выберемся? – предлагаю я.

– Давай, – кивает Михаил.

И мы пробуем приподняться от речки на сплошь покрытый хвойным лесом склон речного каньона, со стороны вулкана…

И отыскиваем, здесь, медвежью тропу! Эта тропа петляет по пихтарнику, в средней части склона распадка. Иногда, она пропадает в бамбуке, но потом – появляется снова. Корявая и сильно захламлённая, одним словом – медвежья. Однако – это лучшее, что здесь есть! И мы устремляемся по тропе…

Часам к пяти дня, мы, наконец, добираемся до уровня седловины между вулканом и хребтом Докучаева.

– Всё, Миш! Пришли! – торможу я Дыхана.

– Почему? – оборачивается он, ко мне.

– Вон! – я киваю на старую, серую затёску, на стволе нависшей над каменистым ложем речки, ольхи, – Моя зарубка, на ольхе! Это – в прошлом году, я отметил место, с которого нужно вылезать из каньона речки, на седловину.

– Ладно, – коротко кивает Дыхан, – Тогда, перекур.

Через несколько минут, мы поднимаемся на ноги и лезем из каньона речки вправо, на его борт. И попадаем в настоящий ад! Здесь – ветви высоченного кедрового стланика переплетены почти двухметровой стеной прочных, как проволока, стеблей бамбука. Мы, в ожесточении, боремся с этим кошмаром…

Минут через пятнадцать, совершенно выбившись из сил, мы останавливаемся. Вернее, зависаем. Вернее сказать, «прекращаем бесплодные попытки продвинуться вперёд». Можно не бояться упасть – упругая стена стеблей бамбука прочно подпирает нас и с боков, и в спину, и в грудь…

– Что будем делать? – тяжело дыша, хрипло любопытствует Дыхан, – Какие-нибудь мысли, есть?

Ему несравненно труднее – он первый, в нашей паре.

– Давай, возьмём круче влево! Вниз по склону, в сторону седловины? – предлагаю я, вытирая мокрым рукавом мокрое лицо, – Может, там бамбук ниже.

Дыхан решительно разворачивается влево, к седловине…

Через несколько десятков метров борьбы, мы, совершенно неожиданно, вываливаемся в узкую и глубокую канаву! Сначала исчезает, проваливается вниз, широкая спина Михаила, в шаге передо мной! Потом – и я! Я, буквально, падаю из зарослей бамбука вниз, на глинистое днище глубокой канавы!

– Тьфу, ты, блин! – от неожиданности, грубо матерюсь я, – Мордой в пол! Убиться можно!.. Смотри-ка, траншея – два метра, выше человеческого роста!

– А, что? – озирается, уже стоя на ногах в канаве, довольный Дыхан, – Она идёт – куда нам нужно!

Действительно! Нужно быть полным идиотом, чтобы не использовать такой подарок судьбы! И мы устремляемся, по канаве вправо, в сторону седловины…

Сейчас, канава – почти сухая. Видимо, ручей шумит, здесь, только в половодье. Разрезая