– Ольха курчавая! Запах! Как ранней весной! – восхищаюсь я, притрагиваясь пальцами к молоденьким, нежным, смолистым листочкам, длинным жёлтым серёжкам…

У этой ольхи, листочки – такие смолистые! А, запах! Закачаешься! Словно в весну окунулся…

Вот, я уже у подножия снежного склона. От ручья, я выбираюсь на обширную проталину. Июль на дворе! А, под моими ногами – настоящая, весенняя проталина! Мои чёрные болотники ступают по совсем недавно оттаявшей почве, прелым стеблям лопухов… Весна! Мои восторженные глаза распахнуты настежь. Здесь – весна!

Мой глаз ботаника, сразу замечает мелкие, малиновые колокольчики, разбросанные по лужайке. Это – первоцветы. Но, обычный весенний цветок Кунашира – первоцвет Фори, произрастает на террасах морского побережья. А, здесь – что за первоцвет? Я наклоняюсь к колокольчикам цветков…

– Они другие!.. Не может быть! – я падаю перед цветком на колени, сердце сладко млеет в груди, – Первоцвет клинолистный! Ну, конечно! У него – совсем не такие листочки, как у первоцвета Фори! Какая удача!

Японец Татеваки, по результатам полевых работ японцев в тридцатых годах, указал это растение в списке растений Кунашира. И всё! Никто больше не находил этот первоцвет на острове! Никто! За пятьдесят лет ежегодных ботанических экспедиций!

– Миш-ка! – горланю я, на весь белый свет, – Я первоцвет нашёл! Нашёёёёл!

Я ползаю вокруг первоцветов со своим фотоаппаратом и так и эдак, фотографируя свою удачу. Жаль, что у меня не будет гербарного образца, подтверждающего мои слова – сейчас, у меня нет с собой гербарной папки.

– Да, даже если бы и была! Как я могу – их порвать?! – ужасаюсь я, одной только мысли, – Вот так вот – взять… и порвать!

Дыхан ушёл далеко вперёд и мне нужно его догонять. Я торопливо поднимаюсь по снежному склону прямо вверх, короткими ударами втыкая носки своих болотников в плотный, слежавшийся снег…

И вот – вершина снежника. Отсюда мне, во всей красе открывается удивительно живописная, высокогорная котловина! Огромная! Она располагается выше пояса лесов.

– На высоте нижней границы пояса кедрового стланика! – прикидываю я, – Значит, около шестисот пятидесяти метров над уровнем моря.

Зелёное море кедрового стланика покрывает всю площадь высоченных бортов котловины. Около четырёхсот метров вверх, эти прямые склоны завершаются гребнем серых скал.

– Это и есть – гребень хребта Докучаева! – я с почтением смотрю на этот гребень, – Да-ааа. Неприступная крепость! Четыреста метров крутизны, покрытой сплошным кедровым стлаником! Полное господство подгольцового пояса!

Однако, котловина закрывает высоченными бортами, свою внутренность. И здесь, на этой высоте, прячется обширный массив ельника!

– Смотри-ка, хвойник! – восхищаюсь я, – Вот, это да-ааа!.. Это – наверняка, самый высокогорный хвойник на Кунашире!

Я поднимаю бинокль и вглядываюсь в темнеющие кроны этого леса: «И я думаю, что это бамбуковый ельник»…

Нам нужно пройти в эту грандиозную чашу. Здесь – перелом рельефа. Мы спускаемся к ставшему спокойным, ручью и дальше продвигаемся прямо по его руслу. Мы бредём по колено в тихой, спокойной воде. Только так можно проникнуть внутрь котловины. Ведь, её склоны покрыты сплошными и высоченными зарослями кедрового стланика и бамбука…

Здесь – всё необычно! Вдоль вертикального, дернистого берега ручья стоит сплошной метровый бордюр зарослей высокогорной ивы Рени. На утреннем солнце блестят её мелкие, глянцевые листочки.

– Полярная ива – она и есть, полярная ива! – недоумеваю я, – Видел я её, в Хабаровском крае. Также, мелкие листочки блестят!.. Только, здесь, она – на вершинах вулканов растёт. И называется ива Рени!

За ивовым бордюром, чуть подальше от воды, вдоль берегов, узкими непрерывными полосами протянулись настоящие альпийские лужайки! Здесь – всё жёлто от плотного метрового ковра крупных, оранжевых цветов!

– Саня! Что это, за цветник? – на ходу кивает на них, Дыхан, руками раздвигая крупные оранжевые «ромашки» перед собой, прежде чем шагнуть, – Пройти нельзя!.. Я, внизу, их – ни разу не встречал!

– Ах! Купальница Ридера! – восторгаюсь я, – Сколько их! Вот, это да-ааа! Конечно, не увидишь!

И вот, на повороте, перед нами постепенно открывается гладь небольшого озера! Минут через десять, мы выходим на галечный пятачок его берега. Мы стоим на мелкой гальке. В чёрные носки наших болотных сапог бьётся, стучит мелкая, прозрачная волна.

– Наконец-то, мы увидели тебя, озеро Вильямса! – думаю я, – Здравствуй!

Это озеро – горное, у него нет заболоченных берегов. Со стороны хребта Докучаева – крутые склоны кедрового стланика, круто обрываются прямо в воду. С юга и востока, этот грандиозный высокогорный котёл ограждают сопки, также сглаженные сплошными зарослями кедрового стланика и бамбука. Галечных берегов, у этого озера, нет. Из котловины есть слив, на юго-восток. Это – начало речки Птичьей.

Ах, как солнечно и хорошо! Спокойную, задумчивую гладь озера, мелкой рябью серебрит лёгкий, летний ветерок…

Уютный, миниатюрный заливчик справа, приглашает нас заглянуть и мы, знакомясь с озером, неторопливо бредём в своих болотных сапогах, по колено в воде, вдоль берега…

Здесь, ближе к берегу жмётся редкая, ярко-зелёная щётка ситников. Острые, круглые, зелёные стрелы, торчащие прямо из воды.

– Красиво как! – улыбается Михаил, – Какая яркая зелень!

– Ну! – восторженно соглашаюсь я, который уж раз щёлкая фотоаппаратом, – Это ситники!

В объективе моего фотоаппарата они накладываются друг на друга и их щётка становится как бы гуще, зеленее – и ещё красивее!

На пологом склоне с востока – заросли мощного бамбука, затопившие высокие, трёхметровые кусты кедрового стланика, смотрятся с берегов прямо в глубокую воду озера…

Рядом с нами, стекающий с самого дальнего борта котловины, в озеро впадает крупный ручей. Он нанёс пятак гальки, на котором мы стоим. А, буквально здесь же, в двух метрах от его впадения из озера вытекает другой, такой же ручей! Вытекает… Ровное место! Они не разделены ни скалкой, ни бугром. Я, такого феномена – никогда не видел!

– Хм! Потрясно! – хмыкает Дыхан, на это, – Два ручья – в одном месте! Один втекает, другой вытекает! Два шага! Никогда не видел…

– Я – тоже! – соглашаюсь я и прищуриваюсь на ручей, – Тот, что вытекает – это Птичья!

– Логично! – кивает головой, Дыхан, – Но, только отчасти!

– Это, как? – не понимаю я.

– Хм! Тот, что впадает в озеро, он – тоже Птичья. Смотри!.. Птичья стекает с хребта в озеро… и тут же, вытекает из него! Это – одна речка.

– А, что! – присматриваюсь я, к котловине, – Скорее всего! Всё это – Птичья! Которая, на своём пути, на метр примыкает к озеру.

– Скорее, озеро примыкает к ней! – уточняет Дыхан.

Мы стоим и смотрим вокруг. Меня не покидает впечатление, что котловина, словно переполненная чаша, изливается ручьём, в нашу сторону…

Кругом разлита тишина, покой и тепло лета.

– Вот, оно! Вечное и неторопливое течение природы! – изрекает Дыхан, не сводя глаз с озера.

Я, удивлённо, скашиваю на него, свой глаз.

– Ну, Дыхан! – думаю я, качнув головой, – Умеешь