- Ничего не понимаю… О какой «Нимфе» идет речь? При чем тут гробница?

- А при том, - многозначительно произнес Смирнов, - что картину украл убийца! Это взаимосвязано.

Альберт Демидович опустил глаза.

- Разве не Глеб убил Алису, избавился от трупа и придумал жуткую историю про ночной костер? Признаться, это все объясняет. Потом сумасшедший ревнивец расправляется с художником, имитируя самоубийство, потом собирается убить меня… Он - маньяк! А в гробнице нет никакой второй картины. И кражи не было! Я вчера, после вашего ухода, звонил Чернову - сам, лично, от своего имени. Он клянется и божится, что мнимое ограбление - не более чем рекламный трюк. Кто-то здорово вас запутал, господин Смирнов, навел на ложный след.

Всеслав не стал возражать. Он посмотрел на часы - было половина одиннадцатого. Как быстро летит время!

- Через час мне позвонят, и я назову имя убийцы. Возможно, это будете вы, господин Фарбин.

- Что ж такое особенное выяснится через час? - мрачно усмехнулся Альберт Демидович. - Надеюсь, вы представите доказательства?

- Всенепременно! Потерпите чуток. Кстати, ваше поручение я выполнил - Алису Данилину… нашел. Так что мы в расчете. Будете откапывать фрагменты костей и проводить дорогостоящую экспертизу? Вряд ли она что-то даст. Останки царской семьи и то до сих пор не идентифицированы.

- Прекратите… - простонал сквозь зубы Фарбин. - Полагаете, вы нашли девушку? Этот Глеб Конарев безумен! Он… впрочем, в одном вы правы: Алисы нет среди живых. Я это почувствовал… наша хрупкая связь с ней разорвалась.

Он налил в стаканы коньяк, один протянул Смирнову. Они молча выпили.

- Кстати, Глеб отпросился со стройки утром двадцать первого августа, - сказал сыщик. - Значит, Алису убили в ночь с двадцатого. Сразу после того, как она ушла из вашего дома. А может, она и не уходила вовсе?

- Уходила, не уходила - я с ней говорил последний раз двадцатого… во второй половине дня. Я себя ужасно чувствовал, еле до постели добрался, - признался Альберт Демидович. - Лег и больше не выходил из своей комнаты: не хотел, чтобы Алиса видела меня таким. А утром узнал, что ее нет в доме.

- От кого?

- Сам смотрел! - раздраженно ответил Фарбин. - Обошел все комнаты. Думал, она во дворе. А ее нигде не оказалось! Спросил у охранника, но он вечером рано уснул, ничего не помнит. Я его отругал, да что толку-то?

- Она могла сама открыть ворота?

- Конечно, могла! Я показывал ей, как… У меня тут не тюрьма, а жилой дом, господин сыщик! Каюсь, не уследил за Алисой, - вздохнул он. - Кому пришло бы в голову, что девочка одна, под дождем отправится на ночь глядя черт знает куда?! Главное - зачем?

- Глеб утверждает, что сапожки Алисы были чистыми, сухими и сама она тоже… не промокла. Значит, ходить под дождем ей не пришлось.

- Он же невменяем! - возразил Фарбин. - Как ему можно верить?

- Что вы делали в ночь с двадцатого на двадцать первое августа? - спросил Всеслав.

- Спал в своей комнате. Крепко спал, потому что выпил снотворное. Это, как я понимаю, не алиби?

- Нет. А ваш охранник тоже принимает снотворное?

- Он молодой, здоровый - дрыхнет без всяких таблеток. Первый раз, что ли?

- И вы его до сих пор не выгнали?

- С какой стати? Мой дом, повторяю, - не тюрьма и не кладовая Алмазного фонда! - вспылил Альберт Демидович. - А также не султанский гарем и не крепость, осаждаемая врагами. Обыкновенное жилье! Вот у вас есть охранник у двери?

Смирнов вынужден был признать, что нет.

- Ладно, - улыбнулся он. - Кто-нибудь может подтвердить, что вы в ту ночь спали в своей постели и никуда не отлучались? - спросил он.

- Вам не надоело заниматься глупостями? Савву Рогожина тоже я убил, по-вашему? Ночь с двадцать второго на двадцать третье августа я, как ни странно, тоже провел в своей постели! Значит, у меня снова нет алиби! Разве что Геннадий может подтвердить мое присутствие в собственной спальне. И то его показания будут весьма шаткими - ведь он тоже спал! Видите? Положение безвыходное. Любого человека, который ночью спит у себя дома, можно обвинить в каком угодно преступлении!

- Господин Шедько ночует у вас?

- Иногда, - кивнул Альберт Демидович. - Во время обострения болезни я предпочитаю не оставаться в доме один. Раньше в такие периоды я нанимал профессиональную сиделку, но… в этот раз у меня гостила Алиса. Сиделка не придает образу мужчины романтики и шарма, согласитесь! Поэтому я обходился услугами Геннадия. Он давно находится рядом со мной, знает особенности моего организма, мои привычки, потребности. И не выглядит медицинской сестрой.

За разговором Фарбин подбрасывал дрова в камин, разгребал угли. Видно было, что он любит возиться с огнем. Выпитый коньяк не оказывал на него влияния. Хозяин дома оставался собранным, сосредоточенным - угрюмая мрачность не покидала его лица.

- Обратите внимание на динамику событий, - продолжал Всеслав. - Если мы принимаем на веру слова Глеба - Алиса погибает в ночь на двадцать первое, Рогожин - примерно через сутки, и почти в то же время происходит кража на выставке «Этрусские тайны». Вас это не наводит на размышления?

- Какая кража? - возмутился Фарбин. - Что вы повторяете чепуху? И зачем, скажите на милость, вы лазили в гробницу?

- Кто-то меня там закрыл… наверное, хотел убить! Уж не ваша ли это работа?

Смирнов блефовал, откровенно развлекаясь.

- Как, и вас тоже?! - поднял брови Альберт Демидович. - Да я просто монстр! Куда уж браться за это бедняге Глебу? Жалкий дилетант он, а не маньяк!

- Не спорю. По сравнению с вами, господин Фарбин, он весьма бледно выглядит.

Альберт Демидович молчал, глядя на огонь.

- Зачем мне было убивать Алису? - с горечью произнес он.

- Чтобы она умерла вместо вас… выкупила бы вашу жизнь у всесильной судьбы. Чем не мотив? Правда, это слегка попахивает шизофренией… Но разве убийцы - нормальны?

- А Савва Рогожин чем мне не угодил? - усмехнулся Фарбин.

- Ревность! Старый, как мир, повод для убийства. Художник влюбился в Алису, даже «этрусское» зеркало ей подарил. Вам не продал, какие деньги вы ни сулили, а ей - пожалуйста! И рисовал ее без одежды… мало ли, что там еще могло быть… Вы и не стерпели! А от меня решили избавиться, потому что я слишком близко к вам подобрался. Сами же говорите - нюх у вас волчий: заметили, как я в гробницу полез, и закрыли там незваного гостя. Благо, он упал, головой ударился, авось и сам бы окочурился. А когда Глеб Конарев меня вызволил, вы запаниковали, и картину-копию быстренько уничтожили, чтобы следы замести. Подлинник же повесили в доме. Перепутать настоящую «Нимфу» с поддельной вы никак не могли - потому что сами же ее и украли! Вот вам и весь расклад, господин Фарбин! Сходится?