Разум говорил ему, что не хочет. Тело заверяло, что хочет.

Проклятие!

Он, несомненно, испытывает физическое влечение к этой девице – он лапал ее каждый раз, когда оказывался с ней наедине. Паркc на секунду закрыл глаза. И не только наедине, как могли бы подтвердить многие гости лорда Фонсби.

Тем не менее он не может провести всю жизнь с ней в постели, верно?

Паркc нахмурился, выражая недовольство своим жезлом, который с энтузиазмом ответил: «Можешь!»

Он откинулся в кресле и стал смотреть на тени, которые отбрасывали на потолок пляшущие в камине языки пламени.

Он жаждет не только ее тела. У нее острый ум. Он заметил это еще в прошлом году, когда гостил в поместье Тинуэйтов. Обычно он не обсуждал с женщинами таких вопросов, как садоводство и определение растений. Беседовать с ней было очень интересно. Он улыбнулся, вспомнив, как она выдержала напор своих родных и его матушки в гостиной леди Палмерсон. Она не дрогнула перед аристократическими сплетницами.

Но ей было присуще сумасбродство. Зачем она отправилась на заседание Общества садоводов, переодевшись мужчиной? Продемонстрировать всему свету свои ноги?

М-м… Он отпил еще немного бренди и закрыл глаза. Он не отказался бы от возможности снова увидеть ее ноги. А как они будут выглядеть нагими? Каково будет, когда она обхватит ими его?

Он хотел ее не только как женщину. Он хотел заполучить Мэг целиком: как спутницу, возлюбленную, друга.

Паркc покинул кабинет. Ему необходимо помнить, что Мэг непредсказуема. Кто бы мог подумать, что благовоспитанная мисс станет заманивать мужчин в сад или разгуливать по лондонским улицам в панталонах? Она может заявить ему, что не желает иметь с ним никаких отношений.

Что он тогда станет делать?

Однако она вышла за него замуж. Она умна. Она должна понять, что у нее нет выбора, что пришло время компромиссов.

Он поднялся по лестнице. А что, если она уже заснула? Надо ли ему ее будить, или лучше дождаться завтрашнего вечера?

Нет, отец прав: ему следует все уладить как можно скорее. Джейн с Эдмундом собираются уехать, как только Джейн и малыш смогут выдержать путешествие. И тогда матушку уже ничто не будет отвлекать от его дел. Она будет неумолима.

Он остановился в коридоре у двери в спальню Мэг. Ему следовало бы пройти к ней из своей спальни, но ему совершенно не хотелось видеть многозначительную ухмылку Макгилла. Он осмотрелся. В коридоре не было ни души.

Он быстро прошел в дверь. В гостиной оказалось темно, но камин давал достаточно света, чтобы он мог пройти через комнату, не споткнувшись и ничего не опрокинув. Ничто не нарушало тишины. Видимо, она уже спит.

Дверь в ее спальню была приоткрыта. Он прислушался.

Тишина была пугающей.

Боже правый! Уж не случилось ли с ней беды?

Паркc поспешно схватил подсвечник, зажег свечу от камина и высоко ее поднял. По комнате закружились тени. Он шагнул к кровати, раздвинул полог.

Кровать была застелена.

Где, черт побери, его жена?

Дверь, которая вела из ее комнаты, с шумом распахнулась. Мэг подскочила на месте, судорожно прижимая к груди томик Рептона «Эскизы и подсказки для пейзажных парков».

– Что ты тут делаешь?

В голосе Джона звучало раздражение.

– Э… Я не могла заснуть. Я смотрела твои книги. Надеюсь, ты не против?

Он нахмурился и обвел взглядом комнату.

– А где Макгилл?

– Он… э-э… ушел, когда я пришла. Не сказал, куда идет. – Надо надеяться, что свет не настолько яркий, чтобы Джон заметил, как она покраснела. Макгилл понял, зачем она сюда пришла, почему же Джон не может понять? Она вернула книгу Рептона на полку. А возможно, он понимает, но не хочет, чтобы она тут находилась.

Паркc хмыкнул и сцепил руки за спиной.

Если она извинится и уйдет, то, возможно, никогда больше не наберется мужества открыть дверь, которая соединяет их комнаты. Она просто обязана выполнить задуманное.

Ей необходимо найти предлог, чтобы снять халат.

– Здесь не жарко?

Джон недоуменно моргнул:

– По-моему, нет. А тебе жарко?

– Да. – Это была ложь во спасение. – Очень жарко.

– Ясно.

Он нахмурился. Она должна снять халат. Н оне может, пока он смотрит на нее.

Надо его отвлечь. Если он отвернется, она снимет халат.

– Как ты думаешь, мне можно выпить чуть-чуть бренди?

– Бренди?

– Да. – Она энергично кивнула. – Кажется, у тебя вон на том столике стоит графин.

Он бросил взгляд через плечо.

– О! Да. Конечно.

Как только он повернулся к ней спиной, она сбросила халат и задрожала. Джон оказался прав: в комнате оказалось не слишком тепло, а она стояла почти голая. Ее соски сжались в жесткие бутоны.

Может быть, он этого не заметит?

Но не заметить невозможно. Они торчат, отчетливо вырисовываясь под тончайшей тканью.

Может быть, ей снова надеть халат?

Ни за что. Она ногой отбросила его подальше и шагнула к камину, с трудом преодолевая желание обхватить плечи руками. У нее появилась идеальная возможность. Нельзя упустить ее ради нескольких минут тепла.

Джон закончил наливать бренди и повернулся, держа рюмку в руке:

– Вот, де…

Его взгляд нашел ее у камина.

– Боже правый!

Рот у него открылся, а рюмка, полная бренди, полетела на пол.

Он умер и попал в рай!

Мэг стояла у огня, одетая в… ну, почти неодетая. Ее плечи и руки были полностью обнажены, а тонкая белая сорочка облепляла груди и бедра, словно шелковая паутина на рассвете. Пламя камина у нее за спиной освещало все, что панталоны прежде только очерчивали: изящные линии ее ног, ровные округлости коленей, женственные изгибы бедер, темные завитки у…

У Паркса перехватило дыхание.

– О Боже! Смотри, что ты наделал!

– А?

Она стремительно шла к нему. Господи, на ее сорочке разрез сбоку! Ее ноги от бедра до щиколотки обнажались при ее движении, маня и дразня.

Он раскрыл объятия.

Мэг опустилась на корточки, чтобы осмотреть ковер.

– У тебя есть полотенце, чтобы промокнуть ковер?

– Полотенце?

Он судорожно облизнул губы. Ее затылок, изгиб позвоночника, темная впадинка между ягодицами. Все было потрясающе прекрасным.