и целовала меня до тех пор, пока официантка с высоким блондинистым начесом и кофейником в каждой руке не останавливалась и не качала головой.

Я вернул себе «Тик-Ток». Когда-то он был наш, а теперь снова мой. Он прямо по дороге с работы, и мне нравится омлет со шпинатом и фетой, и я даже иногда могу его заказать и не вспоминать, как она показывала зубы на парковке, требуя посмотреть, не застрял ли у нее шпинат.

Меня всегда больно цепляют подобные мелочи.

Подметая вчера вечером – должна была прийти моя новая девушка, и мне хотелось, чтобы дома был порядок, – я нашел гранулу собачьего корма, застрявшую между плитками.

Я, конечно же, вернул очевидные вещи: одежду, украшения, а остальное выбросил. Ее письма сложены в коробку в шкафу, фотографии отправились в изгнание в подвал. Но как быть готовым к тому, что крошечная гранула корма ее собаки каким-то чудом переживет несколько месяцев незамеченной, а потом вдруг – оп – и появится в совке и снова пошатнет равновесие? Как такое пережить?

У каждого своя история, говорит моя девушка, пытаясь меня успокоить. У каждого свой багаж, каждый носит с собой частичку прошлого. Она воспитательница в детском саду, студентка социологии, профессиональный эмпат; она знает, что нужно говорить. Но я прихожу в ярость, когда обнаруживаю вишневую гигиеническую помаду К. в бардачке, одинокую голубую варежку в кармане моего зимнего пальто. А еще я прихожу в ярость из-за вещей, которые не могу найти: майку тай-дай и футболку с Сыроназавром Рексом, которую я получил за отправку трех корешков в «Крафт макарони энд чиз». Потому что я знаю – они у нее, и я никогда их не верну. Я думаю, что, когда отношения заканчиваются, должен случаться День амнистии вещей. Не сразу, когда вы оба еще кипите, сломленные, измученные и, вероятно, склонные к опрометчивому сексу. Но в некотором будущем, когда вы все еще можете общаться цивилизованно и до того, как превратите бывшую любовь в простые воспоминания.

«Превратите бывшую любовь в простые воспоминания».

Так вот что он делает, печально подумала я. Есть только маленький нюанс. Ладно превращать бывшую, а вот ребенка – в ничего не значащую помеху, о которой даже не стоит беспокоиться?! Что он там писал про ярость? Вот где ярость. Опрометчивый секс, ты смотри! А как насчет последствий этой маленькой оплошности?!

А пока что я вызвал клининг. Полы, сказал я, показывая им гранулу и бормоча мрачные предсказания о жуках, мышах и других разнообразных паразитах. Но на самом деле меня преследуют воспоминания.

Я больше ее не люблю. Но это не значит, что мне не больно.

Уф! Я откинулась на мягкое, обтянутое кожей сиденье повышенной комфортности и закрыла глаза, чувствуя такую острейшую, сильнейшую смесь печали и ярости – и внезапной всепоглощающей надежды, – что на миг мне показалось, будто меня сейчас стошнит. Брюс написал это три месяца назад. Именно столько времени журналы готовили материал в печать. Видел ли он мое письмо? Знал ли он, что я беременна? И что он чувствовал сейчас?

– Он все еще по мне скучает, – пробормотала я, положив руку на живот.

Так значит ли это, что надежда все еще есть? На минуту я подумала, что, может, я отправлю-таки ему эту футболку с Сыроназавром Рексом в знак… в качестве предложения мира. Потом я вспомнила последнее, что я отправила ему по почте, а это известие, что у меня будет его ребенок, а он даже не потрудился снять трубку и спросить, как я себя чувствую.

– Он меня больше не любит, – напомнила я себе.

И мне стало интересно, что чувствовала Э., читая эту статью? Воспитательница в детском саду с ее милыми разговорами о багаже и маленькими мягкими ручками. Задавалась ли вопросом, почему он писал обо мне спустя столько времени? Ее интересовало, почему ему все еще не плевать? А ему не плевать, или я просто выдавала желаемое за действительное? А если бы я позвонила, что он бы мне сказал?

Я беспокойно завозилась в кресле, перевернула подушку, затем прижала ее к окну и прислонилась. Снова закрыла глаза, а когда открыла, капитан уже объявлял о заходе на посадку в прекрасном Лос-Анджелесе. Здесь светило солнце, дул юго-западный ветер и воздух был прогрет до идеальных двадцати шести градусов.

* * *

Я сошла с самолета с карманами, полными маленьких подарков, которые мне насовали стюардессы: мятные конфетки, шоколадки, бесплатные маски для глаз, мочалки и носки. В одной руке я держала переноску Нифкина, в другой – сумку со своими вещами. Я упаковала нижнее белье на неделю, комплект для беременных, за вычетом длинной юбки и туники, которые были на мне, и несколько пригоршней различных гигиенических средств, которые побросала в последнюю минуту. Ночная рубашка, кроссовки, записная книжка, блокнот и экземпляр книги «Ваш здоровый ребенок» с загнутыми уголками страничек.

– Надолго едешь? – спросила мама накануне вечером.

Коробки и пакеты с тем, что я купила в торговом центре, все еще валялись в коридоре и на кухне, как павшие тела. Но кроватка была собрана идеально. Должно быть, доктор Кей управился, пока я разговаривала по телефону с Макси.

– На выходные. Может, еще на пару дней, – ответила я.

– Ты же рассказала этой Макси о ребенке?

– Да, мам, она в курсе.

– И ты будешь мне звонить, так?

Я закатила глаза, согласна угукнула и повела Нифкина к Саманте, сообщить ей хорошие новости.

– Подробности! – потребовала она, протягивая мне чашку чая и устраиваясь на диване.

Я рассказала все, что знала сама. Буду продавать свой сценарий студии, нужно найти агента, и я встречаюсь с несколькими продюсерами. Не стала упоминать, что Макси убеждала меня найти временное жилье и остаться в Калифорнии на случай неизбежных изменений и переписываний.

– Это просто невероятно! – воскликнула Саманата и обняла меня. – Кэнни, это прекрасно!

И это действительно прекрасно, размышляла я, спускаясь по трапу. Переноска Нифкина билась о ногу.

– Аэропорт, – тихонько объяснила я малышу.

И там, возле входа, меня ждала Эйприл. Я мгновенно узнала ее по той встрече в Нью-Йорке. Те же черные сапоги до колен, только волосы собраны в высокий хвост прямо на макушке. И что-то странное случилось на лице, между носом и подбородком… я не сразу поняла, что это она улыбается.

– Кэнни! – позвала она, помахав, а потом взяла меня за руку. – Мне так приятно наконец-то с вами познакомиться!

Она окинула меня взглядом, на одно или два мгновения