Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помню, конечно, – смеется Жузе. – Между прочим, в те годы, когда эту шутку все повторяли, я, в отличие от тебя, жил в России.
Одно время я был уверен, что первым, кто навестит меня в Луанде, будет Эндрю. Накануне отъезда вместо объяснения я послал сыну подарок: книгу Сола Беллоу «Хендерсон – король дождя». Начинается книга так: «За каким чертом я, в свои пятьдесят пять лет, потащился в Африку? У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Просто все невероятно запуталось и покатилось по наклонной плоскости. Анализируя свое душевное состояние в те дни, я могу подобрать лишь одно слово – тоска. Со всех сторон меня обступили проблемы, сдавив грудь стальными обручами; стало нечем дышать. И началась свистопляска: мои родители, мои жены, мои женщины, мои дети, моя ферма, мой скот, мое скотство, мои привычки, мой капитал, мои занятия музыкой, мое пьянство, мои предрассудки, мои зубы, моя физиономия, моя душа! Так и хочется крикнуть: „Оставьте меня в покое, проклятые!“ Но как они могут меня оставить? Ведь они – неотъемлемая часть меня самого. Они ополчились на меня и превратили жизнь в хаос»[213]. Подходящее чтение для одиннадцатилетнего пацана, ничего не скажешь. Особенно – в качестве объяснительной записки от папы. Ну да ничего, я все объясню и поправлю, пусть только Эндрю ко мне приедет.
Я готовился к этому визиту, обсуждал с Леной, как приеду за мальчиком и заберу его если не на все летние каникулы, то хотя бы недели на три. Эндрю, кажется, тоже этого хотелось, хотя я никогда не мог толком понять, чего хочет или не хочет мой сын. «Do you want to come visit me, Andy?» – «Yes, Dad, I want to go to Africa»[214]. Спасибо и на том. Но чем ближе к лету, тем менее осуществимыми выглядели эти планы. Расписание репетиций и концертов Troia Contra Todos становилось все плотнее, а трудоголик Синди, как будто приревновав меня к моему новому увлечению, сваливал на меня все больше «мака». В последнее время мой рабочий (он же обеденный) стол был завален папками, помеченными «Petromar», «Sonamet Industrial SA», «Construction Petroleum Ltd», «Paenal» и так далее, вперемешку с листками, на которых были нацарапаны тексты песен. Если бы Синди увидел этот творческий беспорядок, он бы, вероятно, уволил свою «правую руку» не задумываясь. Хотя, как знать, может, у него самого на столе было и что похлеще. С некоторых пор я начал подозревать, что у Синди тоже имеются какие-то побочные занятия и выпестованный им образ человека, всецело преданного работе, не вполне соответствует реальности. Теперь я допускал даже, что история про кизомбу с мулаткой могла и не быть чистой выдумкой. Тем хуже для меня. Босс, пытающийся скрыть свой пофигизм, как правило, особенно безжалостен к подчиненным.
Словом, планировать приезд сына стало недосуг. Да и Лена, которая поначалу вроде бы соглашалась отпустить Эндрю в «африканское путешествие», теперь высказывалась резко против.
– Зачем ему эта Африка? Что он там забыл? Если хочешь провести время с сыном, возьми неделю отпуска, приезжай сюда и свози его в Диснейленд.
– Диснейленд – это обдираловка и китч. Мы там все время проведем в очередях. Меня тошнит от одной мысли об этих толпах.
– Можно подумать, что в твоей Африке нет толп.
– Это другое.
– Конечно, другое: грязь, нищета, тропические болезни. Ты хоть про прививки узнавал? Знаешь, сколько ему придется делать прививок?
– Представь себе, знаю. Мне и самому не так давно делали все те же самые прививки. Ничего ужасного.
– Что там тебе делали или не делали, меня не интересует. Но зачем тебе тащить туда Андрейчика, подвергать его опасности, я, хоть убей, не пойму. Зачем ему эти джунгли с ядовитыми змеями и лихорадками?
– О господи, Лена, какие еще джунгли? О чем ты говоришь? Разве что «каменные джунгли Луанды». Ты, по-видимому, думаешь, что здесь первобытное общество и дикари в набедренных повязках бегают с копьями за антилопой. Уверяю тебя, это не так. Один из моих здешних друзей в девяностых годах жил в Москве. Так вот он говорит, что нынешняя Ангола очень похожа на Россию девяностых.
– Понимаю: нувориши, преступность и голодуха. Идеальное место для летних каникул.
– Я не это имел в виду.
– А что тогда? Не знаю, может, для тебя этот «Дикий Запад» чем-то и привлекателен. Может, ты там на распилах и откатах миллионы зашибаешь. Флаг тебе в руки. Но ребенку там делать нечего.
В итоге Эндрю так и не приехал. Зато приехала Вероника. Вот уж чего я никак не ожидал. «Привет с Покипщины, милый. У меня для тебя новость: мы с Рэйчел едем на сафари в парк Крюгера. Вчера купили билеты. Встречаемся в Йоханнесбурге. А до этого могу зарулить к тебе в гости дней на пять. Что скажешь? Между прочим, это моя первая заграничная поездка за двадцать лет. Ричард меня отпустил».
И вот – знакомая толчея в международном аэропорту Куатру-де-Феверейру. В прошлый раз, когда я летел в Нью-Йорк, регистрация заняла без малого три часа: досмотр багажа – в одной части аэропорта, препирания по поводу перевеса – в другой; в третьей – паспортный контроль и бессмысленные, нескончаемые вопросы пограничника (но я непреклонен: газозу не дам, сколько бы его ни мурыжили). Если бы рейс вылетел вовремя, я бы гарантированно опоздал. Но рейсы здесь любят задерживать (видимо, с расчетом на всю эту вымогательскую канитель; не удивлюсь, если и пилот у них в доле). Должны были вылететь в полдень, а вылетели почти в десять вечера. Так что зал вылета я уже знаю как свои пять пальцев. А вот в зале прилета – впервые, никого не доводилось раньше встречать. Не то чтобы эти залы так уж сильно друг от друга отличались. Везде более или менее одно и то же. Пока ждал Веронику, с минимальным интересом наблюдал, как шуиш[215] окучивают туристку из Португалии. «Сеньоре, почтившей нашу страну своим визитом, следует иметь в виду, что в Анголе очень не любят, когда кто-то начинает без спроса фотографировать, особенно в неположенном месте. В аэропорту фотографировать запрещается. По закону мы должны задержать сеньору и конфисковать ее красивый фотоаппарат. В участке оформим штраф, но этот процесс может затянуться. Возможно, сеньоре придется провести у нас некоторое время. У сеньоры есть при себе евро или кванзы?» Все до обидного предсказуемо, стереотипно.
Потом вышла Вероника в сопровождении двух молодчиков. Я уже знал, что это значит, и полез в карман за кошельком. Бросилась мне на шею. Молодчики деликатно отступили. «Ты не представляешь, что здесь только что было. Таможенники выдумали какую-то дополнительную въездную пошлину, о которой меня никто не предупреждал, угрожали мне арестом… Эти люди буквально меня спасли. Если бы они за меня не заступились, я даже не знаю, что было бы… Наверное, их надо как-то отблагодарить». Я протянул спасителям уже приготовленные кванзы. Хотел попросить этих ребят передать привет их друзьям-таможенникам, но, как всегда, сдержался. Вероника, обычно такая смекалистая, кажется, и правда их не раскусила. Вот что значит впервые за двадцать лет выехать за границу. Я притянул ее к себе, но Вероника тут же охладила мой пыл неожиданно сдержанным «рада тебя видеть», и мы поцеловались уже без рвения, как люди, которые давно друг к другу привыкли.