его отвлекло. В окне наверху фигура. Бледное лицо, прижатая к стеклу рука.

Ричард Суонн.

Губы Барнетсона угрюмо сжимаются:

– Не иначе как они думали, что им это сойдет с рук.

* * *

23 декабря 1997 года, 15 часов 50 минут

Трасса A417, Глостершир

Она помнит, как подумала, что Роуэн знает, куда едет, и что, скорее всего, бывала там раньше. Но она не понимала, что это значит. В те минуты – нет, не понимала.

Тогда все, что она могла сделать, – это не отстать от ехавшей впереди машины, которая почти не сбросила скорость даже после того, как они свернули с главной дороги. Как будто Роуэн спешила что-то сделать. А времени у нее было в обрез.

Элисон до этого была в Сайренсестере только один раз; тогда там была этакая причудливая чайная лавка, похожая на коробку шоколадных конфет, а не эта бесцветная и безликая промзона, какая есть в каждом городе, склады и промышленные здания. Она не могла придумать ни одной веской причины, почему женщина, которая только что родила, захотела приехать сюда.

Нет, причины были, дурные причины, но тогда ее разум просто не позволил ей облечь их в слова. Тогда еще нет.

Левый поворот, правый, еще один левый. По пути они обогнали две машины, но сейчас ничего. Уже начало темнеть, вокруг ни души. День перед сочельником; конечно же, все сейчас дома.

Машина впереди наконец сбросила скорость, свернула на стоянку и исчезла из виду, Элисон остановилась и заглушила двигатель. Она так и не смогла объяснить, почему так поступила. Должно быть, ею двигал чистый инстинкт, не более того. Потому что, последуй она за ней туда, все было бы иначе. Она могла бы спросить, что та делает, потребовала бы объяснений, предложила бы помощь…

Но она этого не сделала. Просто осталась сидеть в своей холодной машине, сжимая потными руками руль. Наконец «Гольф» появился снова и, набирая скорость, промчался мимо нее…

И исчез.

* * *

АФ: Вы знаете, где это место? Помните его?

ЭТ: Такое трудно забыть.

АФ: Все-таки это было давно…

ЭТ: Не в давности дело. Дорога называлась Лав-лейн[44]. Лав-лейн. Такое не забывается. Не в тех обстоятельствах.

ТХ: И что вы сделали дальше?

ЭТ: Я вышла из машины. Я не знала, что мне думать, я просто не могла понять, что она там делает…

ТХ: А потом?

AT: Я подошла к автостоянке.

ТХ: Что вы увидели?

ЭТ: Ничего. Там не было ни души. Лишь где-то рядом мяукала кошка. Истошно. [Молчание.]

* * *

23 декабря 1997 года, 16 часов 05 минут

Промышленная зона на Лав-лейн, Сайренсестер

Это была не кошка. В глубине души она уже это знала. Когда она росла, у нее были кошки. Но ни одна из них так не мяукала. Однако ей все равно хотелось верить, что это кошка, даже когда она поняла, откуда исходит звук. Большой зеленый мусорный контейнер у проволочной изгороди на дальней стороне, наполовину скрытый за грудой старых шин. Какой-то ублюдок бросил котят… Такие гады сами заслуживают оказаться на помойке.

Даже сейчас она так и не помнит, как подошла, или как силилась открыть крышку, или доносились ли звуки изнутри, пока она это делала.

Только волна кисло-сладкого запаха – теплого, безошибочно узнаваемого.

* * *

АФ: Ребенок.

ЭТ [кивает]: Ребенок.

АФ: Вы сразу это поняли?

ЭТ [сглатывает]: Нет. Она… она присыпала его мусором. Ребенка. Фанерой, битой плиткой. Всяким строительным хламом.

ТХ: Она положила все это поверх ребенка?

ЭТ [кивает]: Вот именно; меня чуть не вырвало от одного только вида. Но дело было не только в этом. Когда я все это убрала и увидела его, он был в пакете. Для мусорного ведра. Должно быть, она захватила его с собой. Она все спланировала – все это… [На грани слез.] Никто бы ничего не узнал… даже мусорщики… Если б он… [Плачет.]

АФ: Не торопитесь, мисс Томз. Понимаю, как вам тяжело.

ЭТ: Простите, просто все это время я старалась не думать об этом…

АФ: Что вы сделали дальше?

ЭТ: Я отнесла его обратно в машину. Он все еще был завернут в больничное одеяло, а у меня были влажные салфетки, и я смогла его немного вытереть.

АФ: Но вы не отвезли его обратно в больницу, не так ли? Или в полицейский участок. Или в службу усыновления, которая нашла бы ему любящий дом.

ЭТ: Нет, не отвезла.

АФ: Вы отвезли его в Эджбастон. К Зайдлерам.

ЭT: Я сидела с ними каждый день в течение нескольких недель и видела, через что они прошли. Я знала, что они могли дать ему хорошую жизнь. Что у них может не быть другого шанса…

АФ [мягко]: Вы взяли на себя роль Бога.

ЭТ: Можно сказать и так.

ТХ: Вы наверняка знали, что поступаете неправильно.

ЭT: Возможно, согласно вашим представлениям. Но не моим.

ТХ: Почему вы ничего не сказали полиции после ареста Камиллы? Вы лжесвидетельствовали на том суде…

ЭТ: Я знаю. Но вспомните, каким маленьким был тогда ребенок. Ему едва исполнилось пять лет. Его бы у них забрали. На кону стояла не только моя работа.

АФ: И тем не менее…

ЭT: Я бы что-нибудь сделала, понимаете? Я бы сказала что-нибудь. Если бы ее оправдали. Я бы что-нибудь сказала. Но ее осудили, верно? Правосудие свершилось. И мне это было яснее всех.

ТХ: И что с тех пор?

ЭT: Что вы имеете в виду?

ТХ: Что вы делали с тех пор?

ЭТ [в очевидной растерянности]: Я не уверена, что понимаю, о чем вы.

ТХ: Вы поддерживали связь с Зайдлерами? Следили за ходом дела?

ЭТ: Конечно, нет – это было бы слишком опасно и для них, и для меня. И в любом случае я сделала все возможное, чтобы забыть обо всем.

ТХ [молчание]: Но это не совсем так, верно?

ЭТ: Я не понимаю вас.

ТХ: В последнее время я провожу много времени в чатах, наблюдая за тем, что люди говорят об этом деле. Узнаю́, что, по их мнению, произошло на самом деле.

ЭТ: И что?

ТХ: А то, что, по-моему, вы делали то же самое. Там постоянно всплывало одно и то же имя. Один и тот же человек, который регулярно говорил об этом деле с тех пор, как вышел документальный фильм канала «Нетфликс». Неизменно занимая одну и ту же позицию, неизменно утверждая, что Камилла Роуэн получила по заслугам.