Единственный вопрос.

Последний.

Есть ли еще возможность сохранить это бабло? Да или нет?

Я ищу выход. И сколько я ни перебираю в уме все детали, вариант только один.

Сарквиль.

Повидаться с Полем Кузеном.

Двери открываются и закрываются. Этот мрачный лязг имеет положительный смысл, и, однако, мне становится страшно. Я выбрался живым и почти невредимым, если не считать нескольких пальцев. Я не хочу совершить еще одну ошибку.

И когда я выхожу за порог следственного изолятора, я еще не знаю, попытаю ли я счастья снова.

За меня решают обстоятельства. Как всегда.

На улице возникает идеальный треугольник.

Вот я, спиной к тюремной двери, с пустыми руками, в своем последнем костюме.

Слева на другой стороне улицы – Шарль.

Старина Шарль, который, столкнувшись с двойной трудностью – держаться одновременно и прямо, и неподвижно, – прислонился к известняковой стене. Когда я выхожу, он поднимает левую руку в знак победы. Наверное, он приехал на автобусе. Если я прав, это настоящее чудо.

А с другой стороны, справа от меня, на противоположной стороне, – Давид Фонтана, который при моем появлении вылезает из огромного внедорожника и идет через улицу мне навстречу. В нем кипит боевой дух, в Фонтана, и походка у него пружинистая.

И больше никого.

Только мы трое.

Я верчу головой направо-налево, ищу Николь. Девочки придут вечером на ужин, но где же Николь?

Вид Фонтана, который с решительным видом направляется ко мне, вызывает у меня рефлекторное желание позвать на помощь. Инстинктивно я делаю шаг назад.

Шарль в свой черед тоже пускается в путь. Фонтана оборачивается и наставляет на него указательный палец. Впечатленный Шарль застывает на месте, прямо посреди улицы.

Фонтана стоит в метре от меня. От него исходит абсолютно отрицательная энергия. Я знаю, что, когда он делает вид, что улыбается, это еще хуже: он лучится свирепостью.

Он делает вид, что улыбается мне:

– Мой клиент выполнил свою часть договора. Теперь ваш ход.

Он делает вид, что роется в кармане:

– Это ваши ключи. Ключи от вашей квартиры.

Моя внутренняя мигалка немедленно включается.

– Где моя жена?

– Вы ведь там еще не были, – продолжает он, не отвечая на мой вопрос, – так что я тут записал адрес. И код домофона.

Он протягивает мне бумажку, которую я хватаю. Его светлые глаза не моргают.

– У вас есть один час, Деламбр. Один час, чтобы перевести деньги на счет моего клиента. – Он указывает на бумажку. – Там записаны его банковские реквизиты.

– Но…

– Могу вас заверить, что вашей жене не терпится вас увидеть.

Я пытаюсь к чему-нибудь прислониться, но позади меня пустота.

– Где она?

– В безопасности, не беспокойтесь. Ну… в безопасности на ближайшие три часа. Потом я ни за что не ручаюсь.

Он не дает мне ответить. У него в руке оказывается мобильник. Я чувствую, как кровь покидает мое тело. Фонтана слушает и передает телефон мне, не говоря ни слова. Я говорю:

– Николь?

Я произношу ее имя, как будто только что вернулся домой и не сразу ее увидел.

– Ален…

Она произносит мое имя, как будто вот-вот утонет и пытается сохранить самообладание.

Ее голос пронзает меня до самого спинного мозга.

Фонтана вырывает телефон у меня из рук.

– Один час, – говорит он.

– Это невозможно.

Он уже повернулся, чтобы уйти, я произнес эти слова непроизвольно. Но решительно. Фонтана вглядывается в меня. Я делаю глубокий вдох. Непререкаемое правило: говорить медленно, чтобы получались плавные фразы.

Законы менеджмента гласят: необходимо верить в свою компетентность.

– Деньги распределены по различным счетам, все за границей. Учитывая разницу в часовых поясах, расписания работы биржевых площадок…

Я одергиваю себя: верь в то, что говоришь! Ты специалист по финансам международного уровня, а он – просто мудак. Ты знаешь! Он не знает ничего. Вколачивай каждое свое слово!

– …необходимый период времени, чтобы проверить баланс счета, продать акции, осуществить перевод, проконтролировать пароли… Невозможно. Нужно минимум два часа. Я бы даже сказал – три.

Такого поворота Фонтана не ожидал. И теперь размышляет. Ищет тень сомнения в моих глазах, капельку пота у корней волос, неестественно расширенные зрачки. Наконец смотрит на часы:

– Итого получается восемнадцать тридцать.

– А какие у меня гарантии…

Фонтана резко оборачивается. Он в ярости:

– Никаких!

Он не заметил моего смятения. Зато я только что уловил момент принципиальной перемены: для Фонтана я уже не просто дело, которое нужно закончить, – я стал объектом личной ненависти. Несмотря на всю его сноровку, я несколько раз посадил его в лужу. Для него это вопрос чести.

В несколько секунд улица опустела. Шарль, которому удалось добраться до фонаря, теперь решается пересечь тротуар без поддержки.

Я кладу ему руку на плечо.

Шарль – вот все, что у меня осталось.

Мы обнимаемся. С ума сойти, от него пахнет киршем[37]. Лет десять не нюхал этого запаха.

– Сдается мне, у тебя неприятности, – говорит Шарль.

– Моя жена Николь…

Почему я колеблюсь, совершенно не понимаю. Я должен бы мчаться к первому попавшему компьютеру, подсоединиться, сгрести бабки лопатой, загрузить в вагонетку и вывернуть ее в колодец «Эксиаль». А вместо этого я стою на месте. И держу в руке ключи от новой квартиры. На них – маленькая, закатанная в пластик этикетка, как на связках в агентствах по недвижимости. Читаю адрес. Господи, это же где-то недалеко от авеню де Фландр. Там только высотки да башни. И по фотографиям похоже было. Это и заставляет меня решиться.

– Твоей жены здесь нет? – спрашивает Шарль.

Когда я думал об этих деньгах, двадцать, сто, тысячу раз я представлял, какую чудесную квартиру мы с Николь сможем себе купить и где будут жить девочки.

– Ты не дергайся, она наверняка ждет тебя дома…

А там, как я себе представляю, Николь расставила нашу дерьмовую кухонную мебель. В гостиной ковры такие же затасканные, как ее кофта. Черт. После того, что мы пережили, нельзя вот так все бросить. Руан в двух часах езды. Может получиться. У меня есть три часа. Они ничего плохого ей не сделают. Они не могут. Они ее не тронут. Но прежде всего я должен ей позвонить.