постоянно мисгендерят и аутят тебя — даже когда на самом деле тебе ничего не угрожает… в общем, я подумала, ты занимаешь особое положение и, возможно, знаешь, чего удалось добиться в этом направлении.

Особое положение. Не знаю, что имеет в виду Алекс: что Люк — подопечный Джастина, что он стажер в «Ньюгене», что он транс. Может, и то, и другое, и третье.

Я открываю рот, собираясь сказать Люку, что отвечать не обязательно, но тут же прикусываю язык. Это разговор, в который мне вмешиваться не стоит. Люк прекрасно умеет сам всех затыкать. Если ему неудобно, он так и скажет.

Сердце у меня сжимается. Я не знала, что у Алекс все настолько серьезно. Даже не задумывалась об этом, когда мы ходили в кафе и она меня угощала. Я бурно краснею. Мне и в голову не приходило, что жизнь вне моей семьи и дома тоже не очень проста, и я не интересовалась, что думает Алекс по этому поводу.

— Тут все далеко от идеала. — Люк умолкает и подбирает слова. — Нет. Тут полный бардак. — Он трясет головой. — Нельзя мисгендерить и унижать людей, нельзя рассказывать без спроса об их ориентации, нельзя подставлять их под удар. Честное слово, я об этом говорил. Это вопрос политический. Совет директоров «Ньюгена» не торопится предлагать варианты вроде того, чтобы убрать упоминание об икс- и игрек-хромосомах с удостоверений личности, поскольку это означало бы, что у фирмы есть своя позиция на этот счет. Если оставить все как есть, «Ньюген» может сделать вид, будто просто придерживается научных фактов. А Джастин… Он целиком на стороне науки и не понимает, почему все это так важно. — Люк дергает плечом.

Алекс громко вздыхает:

— Я предполагала что-то в этом роде. А теперь знаю точно.

Я жду, что Люк смутится, но нет. Лицо у него совершенно бесстрастно. Он просто рассказал правду, которая, как я подозреваю, ему давно известна.

После этого мы некоторое время молчим, неловко переминаясь на месте, и не знаем, что еще сказать. Почему такси Люка все не едет? Я смотрю на Кейс в поисках выхода из этого неловкого положения. А она буравит Люка взглядом, да так, что мне становится стыдно за нее. На лбу у нее поблескивают бисеринки пота.

«Ты читаешь его мысли?! Прекрати немедленно!»

Кейс отвлекается от Люка и строит мне гримасу: «А что, нельзя?»

И так трудно влюбиться в человека, которого потом надо убить. Но еще сложнее, когда Кейс начинает лезть к нему в голову. И это, мягко говоря, бестактно.

Кейс с досадой закатывает глаза, но тут же расслабляется. Значит, Алекс решила поговорить с моим Ньюген-партнером по душам, а Кейс — поковыряться у него в мозгу.

— Ладно, ждем тебя дома, — говорит Кейс, не обратив на мои мысли ни малейшего внимания.

— Спасибо. — Алекс переводит взгляд с Люка на меня и обратно. — Кажется, теперь мне стало понятнее. Я думала, мне все ясно, но ошибалась. — Наверное, это она про «Ньюген» и мисгендеринг, думаю я, но тут она смотрит на меня, а потом машет Люку. — Ты совсем не такой козел, как описывала тебя Кейс.

— Это был комплимент? — спрашивает Люк.

Алекс и Кейс исчезают за дверью, я перевожу дух.

— Да чтоб меня хакнуло, где его носит, это твое такси?!

Люк хмыкает и показывает на мое запястье:

— Я так ничего и не узнал о том, почему он мигает.

— Что?

Он тычет пальцем в мой трекер.

— У некоторых пользователей он иногда почему-то мигает. Но чтобы мигал твой трекер, я никогда не видел. Спрашивал, в чем дело, но никто не знает.

— Даже Джастин ничего тебе не сказал?

— Да как всегда. — Люк разводит руками. — Эти трекеры — его проект. Мы просто задействовали их для программы подбора пар.

Я гляжу на трекер и хмурюсь. Нет, он не отслеживает активность нейромедиаторов, которая указывает на колдовские способности, но как-то неприятно знать, что иногда он мигает без причины. Я качаю головой. У меня и так есть над чем голову поломать — и над заданием, и над Джастином с тетей Элейн.

— Я, наверное, пойду домой. Ничего?

— Ага. — Люк разворачивается на пятках спиной к дому и глядит в телефон.

— Спасибо еще раз.

— Не за что.

Есть за что! Он не обязан был приезжать в такую даль, чтобы помочь мне. Снаружи Люк может быть каким угодно, но в душе он славный. Он уже дважды сделал мне одолжение с тетей Элейн и не стал гнать корпоративную чушь в ответ на вопрос Алекс. Он был честен с ней.

Я бросаю на него последний взгляд, вхожу в дом, закрываю за собой дверь и со вздохом прислоняюсь к ней спиной.

И уже хочу идти наверх, к себе, когда меня останавливают приглушенные голоса из комнаты тети Мейз. Я наскоро оглядываюсь по сторонам, нет ли кого-нибудь в передней, и на цыпочках иду к тетиной двери.

Бабушка шепчет едва слышно:

— Не сможет она убить этого паренька.

Я чувствую себя так, словно из меня разом вытекла вся кровь. Как в день Первой Крови, только в сто раз хуже.

— Думаешь, она в него уже влюблена? — В мамином голосе звучит напряжение.

— Господи Боже мой, Ама! Вайя — дитя малое, она жаждет внимания, лишь бы почувствовать, что она кому-то нужна. Только вспомни, как она цеплялась за Лорен, стоило той уделить ей капельку своего времени, — с оттяжечкой говорит тетя Мейз. — Дети развода, что поделаешь. Кое-кто ее бросил, вот она и липнет ко всем — и ее можно понять. Она влюбится в любого мальчишку, который будет смотреть на нее дольше десяти секунд.

Кое-кто — это понятно кто. Папа.

Я жду, что мама встанет на мою защиту. Но нет.

Руки сжимаются в кулаки. Я не такая. Да, мне всегда хотелось быть рядом с двоюродными сестрами, а кроме них, у меня была только Лорен, моя первая и единственная подруга. Да, мне нравилось бывать у нее, нравилось у Картеров. Ее семья была будто продолжением моей. Тогда вся община была мне как родная. Неужели желание быть с родными — это преступление? С каких пор это говорит о том, что человек жаждет внимания и ко всем липнет? И вообще, была бы я такая, как она говорит, мне не было бы так трудно влюбиться в Люка!

Неужели взрослые действительно так обо мне думают? Считают, что я несмышленая кроха, которой не хватает внимания? Неужели уход папы сломал во мне что-то, что нельзя починить?