— Что ж, поздравляю. Пункт номер четырнадцать выполнен! — Он весело смеется, и я не могу сдержать улыбку.

— Ты проиграл, неудачник.

— Нет, в этой ситуации проигравшей можно считать только Леди Лулу. Помнишь Лулу, ту кобылу, которую нам предлагали купить в приюте для животных? — Он делает печальное лицо и смахивает несуществующую слезу с глаз. — Бедняжка Лулу. Должно быть, ее уже везут на бойню.

— Не везут. Лулу месяц назад переехала к хорошим людям.

— Погоди, ты и Леди Лулу не забыла? Какая ты молодец.

— Не обольщайся на мой счет, — пожимаю я плечами. — Для меня было настоящим облегчением узнать, что ее купили.

Брэд смеется и поднимает ладонь:

— Впечатлен. Вычеркиваем еще один пункт. Ты почти у цели.

— Да, осталось самое сложное, — вздыхаю я. Мое самолюбие по-настоящему уязвлено. — Время идет, Брэд. У меня есть всего месяц, чтобы влюбиться.

— Слушай, я уже об этом подумал. Ты ведь любишь Остин, правда? Смотри, ведь это вполне можно назвать «любовью, за которую можно и умереть». Ведь именно об этом говорила твоя мама.

Я смотрю на дочь, за которую не задумываясь отдала бы жизнь. Если я соглашусь, то получу конверт с номером семнадцать, потом выкуплю мамин дом, и все цели будут достигнуты в срок. Мы с Остин получим наследство и будем чувствовать себя в безопасности.

Я открываю рот, чтобы сказать «да», но меня останавливает возникший перед глазами образ четырнадцатилетней девочки с грустными глазами, опечаленной, что я предала ее давнюю мечту. Я слышу голос мамы: «В вопросах любви нельзя идти на компромисс».

Я беру Брэда за руку:

— Спасибо за доверие, Мидар.

— Нет, я только хотел…

— Я знаю. Ты только хотел помочь. Я ценю, но должна в любом случае выполнить все пункты жизненного плана, сколько бы это ни заняло времени. И дело тут не в наследстве. Я не имею права расстроить маму — или ту девочку, которой когда-то была. — Я целую Остин в лобик. — Мы прекрасно проживем и без миллионов.

Мэри ставит на стол, накрытый маминой любимой скатертью, серебряное блюдо со светло-коричневой лазаньей.

Кэтрин зажигает свечи, я выключаю электрическое освещение, и в комнату сразу проникает лавандовый свет приближающейся грозы. Если бы за столом сидела мама, она непременно всплеснула бы руками и сказала: «Милая моя, как это чудесно!»

Мое сердце наполняет гордость и одновременно тоска от потери самого близкого человека.

Раскаты грома выводят меня из задумчивости, через секунду дождь уже барабанит в оконные стекла, посаженный мамой дуб яростно раскачивается из стороны в сторону.

— Ужин готов, — громко объявляю я и оглядываю близких и родных мне людей. Они любили маму и меня, поэтому и собрались сегодня в ее доме. Джей помогает сесть Шелли и целует ее в затылок. Шелли оглядывается и краснеет, понимая, что я заметила это мимолетное проявление нежности. Я подмигиваю ей в знак одобрения. Кэрри и ее семья занимают противоположную сторону стола, дети шумно спорят, кто сядет рядом с Зои. Брэд и Дженна занимают места рядом с Шелли и оживленно обсуждают перелет. Я беру за руку отца и веду его к месту во главе стола — месту, принадлежащему ему по праву. Мэри и Дэвид устраиваются рядом с Джоадом, по правую руку от которого лежит на руках у тетушки Кэтрин моя любимая дочь Остин. Я слышу, как брат предлагает жене подержать малышку, чтобы спокойно поесть, но та наотрез отказывается. Наши с Кэтрин взгляды встречаются — взгляды двух таких разных женщин, влюбленных в одного маленького человека.

Когда все, наконец, рассаживаются, я занимаю место в торце стола напротив отца.

— Я хотела бы произнести тост, — встаю я и поднимаю бокал вина. — За Элизабет Боулингер, за удивительную женщину, которая для кого-то из нас была мамой… — Горло сдавливает, и я замолкаю.

— Для кого-то другом, — продолжает Дэвид, кивая мне с улыбкой.

— Для кого-то любимой, — добавляет Джон. По лицу видно, что его переполняют эмоции.

— Для кого-то боссом. — Это вступает Кэтрин. Мы все смеемся.

— Трое из присутствующих будут называть ее бабушкой, — заканчивает Джей.

Я смотрю на Эмму, Тревора и Остин.

— За Элизабет, — говорю я, — за удивительную женщину, так много значившую для всех нас.

Мы шумно чокаемся, и в этот момент раздается звонок в дверь.

Тревор сползает со стула и бежит за Райли в холл.

— Кто бы там ни был, скажи, мы ужинаем, — подает голос Джоад.

— Верно, — кивает Кэтрин, поглядывая на спящую у нее на руках Остин. — Остин не любит, когда ее беспокоят за едой.

Когда в столовую возвращается Тревор, мы передаем тарелки и раскладываем еду. Я кладу салат Зои и смотрю на племянника:

— Кто это был, дорогой?

— Какой-то доктор. Я сказал, чтобы он уходил.

— Доктор Мойер? — интересуется Джей.

— Угу. — Тревор уже занят хлебной палочкой.

Джей вытягивает шею и смотрит в окно.

— Неужели Герберт пришел? — Он выскакивает из-за стола, едва не уронив стул, и поворачивается ко мне:

— Ты его приглашала?

— Нет, — отвечаю я, откладывая салфетку. — У нас достаточно еды, вполне можем пригласить еще одного человека. Сиди, Джей, я его догоню.

Все двадцать секунд, что мне потребовалось дойти до входной двери, мои мысли путаются и разбегаются в разные стороны. Бог мой, Герберт вернулся в тот день, когда должна была состояться наша свадьба. Неужели мама подает мне знак? Видимо, ей не понравилось, что мы с Остин собираемся вдвоем преодолевать все жизненные трудности. Она решила дать ему еще один шанс? Возможно, на этот раз я смогу ощутить магическое очарование этих отношений.

Стоило открыть дверь, порыв ветра едва не сбивает меня с ног. Издалека слышится перезвон маминых любимых музыкальных подвесок. Я оглядываю пустое крыльцо, стараясь удержать вставшие дыбом волосы. Куда же он делся? Колючие струи дождя врезаются в лицо, но я продолжаю вглядываться в даль. Никого. Я решаю вернуться в дом, и в этот момент замечаю его. Он переходит дорогу под большим черным зонтом.

— Герберт!

Мужчина поворачивается, и теперь я могу отчетливо разглядеть плащ «Бёрберри» и зажатый в руке букет цветов.

От неожиданности я прикрываю рот ладонью и, не раздумывая, сбегаю с крыльца ему навстречу. Он идет ко мне и смеется. Моя шелковая блузка мгновенно намокает, но мне сейчас не до этого. Я подхожу к нему так близко, что вижу каждую точку на его подбородке, а он поднимает зонт, чтобы укрыть меня от дождя.

— Что ты здесь делаешь?

Гарретт Тейлор протягивает мне букет цветов:

— Я решил отменить все планы на вечер. Я не перенес их, а отменил. Навсегда.