на исчезновение «Латама». Когда поисковая операция завершилась, команда рыбацкой шхуны «Бродд» получила на всех 10 000 норвежских крон. Примерно в то же время семьи погибших французских летчиков получили 100 000 французских франков, а сын Лейфа Дитриксона — 10 000 норвежских крон. Средства на поиски «Латама» и его экипажа стекались со всех концов Норвегии и из-за границы. Остались даже деньги на учреждение фонда памяти Амундсена. В течение 1928 года комитет переименовали в Фонд памяти Руала Амундсена, который существует и поныне.

Команда «Лейфа» тоже получила деньги, но не без жаркой дискуссии в прессе. Шкиперу Леонарду Ульсену показалось, что комитет не собирается вознаграждать их за обнаружение бензобака, и он обратился к столичному адвокату, чтобы отсудить причитающееся себе и своей команде. Глава комитета «Веслекари» Кнут Домос, редактор «Хандельсог Шёфартстиденде», считал, что команда «Лейфа» не заслужила вознаграждения, так как находка топливного бака не способствовала обнаружению самолета и никаких новых сведений о судьбе «Латама» благодаря ей получить не удалось. Но, поскольку комитет не испытывал недостатка в наличности, вознаграждение все-таки было выплачено.

Постепенно накал страстей вокруг судьбы «Латама» затихал, и внимание общественности снова сосредоточилось на спорадических находках и свидетельствах очевидцев. Сам фюзеляж обнаружить так и не удалось. Норвежские власти инициировали новую череду торжественных памятных мероприятий. 24 октября Географическое общество устроило грандиозную встречу в великолепном университетском зале. Яблоку негде было упасть. Прибыло правительство во главе с премьер-министром Мовинкелем. Присутствовали депутаты парламента, королевская семья, виднейшие ученые и прочие шишки. Пришли также родные и близкие друзья Амундсена. Рисер-Ларсен, Люцов-Хольм и другие летчики, участники поисков выживших с «Италии» и «Латама», тоже были в зале. Не обошлось и без дипломатов и иностранных посланников. Разумеется, пожаловал и Отто Свердруп вместе с Кристианом Доксрудом, действующим главой Норвежского аэроклуба.

Доктор Скаттум, президент Географического общества, прочел длинный и подробный доклад о всех свершениях Руала Амундсена. Присутствовавший там Фритьоф Нансен также произнес речь, которую «Афтенпостен» днем позже охарактеризовал как чрезвычайно удачную: «Затем на трибуну поднялся патриарх норвежских полярных исследований, Фритьоф Нансен, и речь его нашла глубокий отклик в сердцах всех собравшихся. Амундсен прославился, сказал он, своими подвигами и приключениями. Он был человеком действия. Истинным сыном своей земли. Он обладал присущей нашим предкам несокрушимой отвагой, их поразительной сметливостью» {157}.

Памятные речи все больше отвлекали собравшихся от мыслей о том, что экипаж «Латама», возможно, не погиб и до сих пор борется за жизнь где-то там, в ледяной пустыне. В том же зале сидела мисс Луиза Бойд, которая всего за несколько дней до этого сообщила «Афтенпостен», что не верит в смерть Амундсена {158}. На этот раз она предпочла оставить эти мысли при себе.

Впрочем, газетные заголовки об обнаружении обломков по-прежнему мелькали среди прочих новостей — уже не на первых страницах, но и не забытые совсем. Кто-то увидел самолет в море у берегов Ньюфаундленда. Обломки другого самолета выудили на датском побережье. Но ни то, ни другое не было «Латамом». Недели шли и превращались в месяцы. Настал 1929-й.

10 января, посреди полярной ночи и зимних штормов, снова появилось сообщение о находке поплавка, который, предположительно, принадлежал «Латаму». Его обнаружил во время отлива рыбак Юхан Ульсен Тюнес. Случилось это неподалеку от поселка Тюнес на западной стороне мыса Нордкап. Рыбак рассказал, что нашел не один, а два небольших поплавка. Они были связаны чем-то вроде водорослей, и на одном из них было нацарапано Latham Paris.

Юхан Ульсен Тюнес дал интервью «Адрессеависен», в котором сообщил, что обломки скреплялись несколькими кольцами, привинченными к металлическим трубам, похожим на печные. На основании этого журналисты сделали вывод, что поплавки не могли принадлежать «Латаму», т. к. были из шпона. Однако в газете подчеркивалось, что Тюнес слыл в своей деревне человеком порядочным и пользовался уважением односельчан. Начальник полиции Восточного Финнмарка приказал доставить поплавки в Хаммерфест. Одни из наиболее востребованных экспертов, капитан 2-го ранга Му с военно-морской базы под Бергеном, профессор Хелланн-Хансен и пилот Рисер-Ларсен, высказали свое мнение, заявив, как всегда, что наверняка сказать сложно, но надпись Latham Paris дает основания надеяться. Но когда загадочные поплавки наконец прибыли в Хаммерфест, оказалось, что рассказы о надписи были просто-напросто враньем. Единственной надписью было Pat. Nr.286573, и связанные между собой трубы не имели отношения к французскому гидроплану. Журналист «Адрессеависен», узнав, что его надули, пришел в негодование и призвал ославить и наказать мошенников.

10 января 1929 года гидроплан «Латам» уже семь месяцев как считался пропавшим. Мало кто ожидал, что найденное спустя столько времени может оказаться подлинным. Но «Латам» не уставал преподносить сюрпризы. 11 января 1929 года у селения Борге в коммуне Суртланн 74-летний Мартин Йоргенсен нашел на берегу во время отлива топливный бак. На сей раз бак действительно был с французского гидроплана и имел вместительность 500 л. Маленькая латунная пластина на заливной трубке содержала тот же текст, что и предыдущая находка на банке Халтен, — за исключением того, что на ней значилось 500 л, а не 600. И сливная, и заливная трубки были закрыты и запломбированы проволокой. Если судить по снимкам, сделанным сразу после обнаружения бака, латунный колпачок, обычно закрывавший заливную трубку, в этом баке также отсутствовал.

500-литровый бак был совершенно пустым и сухим внутри. Учитывая, что все его краны были запломбированы, опустеть он мог лишь за счет подачи топлива двум двигателям «Латама» {159}. Это была совершенно новая и сенсационная информация. Она позволяла вычислить, как много пролетел «Латам», прежде чем баки покинули фюзеляж.

Глава 26

Арктическая загадка

18 июня 1928 года, послеполуденный час. Норвежско-французская экспедиция внезапно стала торопиться с вылетом. Впоследствии об этом рассказывали и Фриц Цапффе, и Крогнесс, заведующий Геофизическим институтом. Оба посчитали, что спешка вызвана временным и непродолжительным улучшением погоды. Но развитие событий, при котором сбор информации, ожидание, нерешительность вдруг сменяются повышенной боевитостью, характерно и для другой ситуации в ходе экспедиции — когда на кону было несколько вариантов и выбор наконец сделали в пользу одного из них. Когда сложное решение принято, наступает период лихорадочной активности.

Описание последних часов перед вылетом «Латама» характерно именно для такого периода. Были получены самые свежие метеосводки и отчеты о состоянии льдов, французский экипаж предупредили о скором отлете. Все отправились на пристань, где уже стоял наготове заправленный «Латам». Экипаж съезжался на разных лодках. Последними прибыли Дитриксон и Амундсен на скоростной моторной лодке купца Ауне. Компанию им составил Фриц Цапффе. Позднее он писал, что его в тот момент охватило странное, тревожное