Требовалось немало усилий, чтобы превзойти «Афтенпостен» в количестве полос, посвященных этой теме, однако другие норвежские газеты также из кожи вон лезли, стараясь презентовать национальную трагедию самым впечатляющим образом.

Заголовок на первой полосе «Адрессеависен», пристально следившей за поисками «Латама», гласил: «Норвежский народ объят скорбью. Амундсен, Дитриксон и четверо французов погибли геройской смертью, пытаясь прийти на помощь Нобиле». «Бергене Афтенблад» сконцентрировалась на том, что дало основания считать Амундсена погибшим, называя поплавок «Латама» вестником смерти. «Моргенависен» писала, что нет больше никаких надежд найти кого-либо с французского самолета в живых и что Руал Амундсен погиб. И так заголовок за заголовком норвежские газеты вбивали в сознание людей мысль, что все кончено, что Амундсену не суждено больше никого удивить и разозлить, что-то покорить, упрямо и отважно бросаться в новые авантюры. Его, конечно, будет недоставать первым полосам газет, но мало кто из редакторов мог предугадать, как сильно его будет не хватать норвежскому народу.

На находку поплавка отреагировали не только норвежские газеты. Разумеется, французы тоже вышли с крупными заголовками о том, что в крушении «Латама» больше сомневаться не приходится. Всех, кто был на борту, объявили погибшими. И какой бы печальной ни была эта новость, родным и близким членов экипажа она, вероятно, принесла некоторое облегчение, избавив их от неопределенности. Однако французские власти не спешили официально высказываться относительно того, считать ли экипаж «Латама» погибшим. Говорилось, что прежде необходимо дождаться заключения контр-адмирала Герра со «Страсбурга».

Итальянский посланник в Осло граф Сенни с теплотой отзывался об экспедиции Руала Амундсена по спасению выживших с «Италии». Это было актом величайшего самопожертвования и отзывчивости, сказал граф. Геройская смерть увенчала славный жизненный путь Амундсена. В том же ключе говорили о случившемся многие немецкие газеты. «Франкфуртер Цайтунг» писала, что ради спасения потерпевших крушение итальянцев Амундсен поставил на карту собственную жизнь. «Дойче Альгемайне Цайтунг» подыскала по-настоящему величественные и возвышенные выражения: «Уход Амундсена озарен преображающей силой немеркнущего благородства его поступка, и весь цивилизованный мир скорбит вместе с норвежским народом о потере столь значительного полярного исследователя» {144}.

Шведские и датские газеты вышли с похожими заголовками. «Данске Политикен» отметила, что последние годы жизни Руала Амундсена, вероятно, были непростыми, и назвала годы между покорением Южного полюса и полетом над Северным полюсом на дирижабле «Норвегия» трудными и полными неудач. Другие датские газеты делали упор на том, что Амундсен был подлинным викингом, настоящим мужчиной и величайшим в мире полярным исследователем, который встретил славную смерть в тех краях, где достиг своих наивысших свершений. То же писали и шведские газеты. «Амундсен — человек действия», гласил заголовок «Стокгольме Дагблад». «Так поступает настоящий мужчина», — провозглашала «Стокгольмстиднинген».

Даже английские газеты и полярные исследователи по большей части поминали лишь добрым словом человека, к которому в английских полярных кругах относились, мягко говоря, неоднозначно. «Сандэй Таймс» — видимо, одна из первых газет, сообщивших о гибели Амундсена, — писала: «Мир в благоговении склоняет голову перед этими людьми, что пожертвовали своей жизнью ради спасения других. Жизнь Амундсена оборвалась… Но его имя никогда не будет забыто». Президент Королевского географического общества сэр Чарльз Клоуз отмечал, что смерть Амундсена стала большой утратой для арктической науки.

По прошествии времени нельзя не удивляться той высокопарности, которая в тот понедельник в унисон звучала со страниц норвежских и европейских газет, — как будто многочисленные редакции уже заранее единодушно постановили считать Амундсена, Дитриксона и французский экипаж умершими. Написать и отредактировать так много некрологов и интервью занимает немало времени. А значит, они подготовились загодя. Неслучайно и то, что 4 сентября 1928 года основной посыл столь многих газет по всему миру был одним и тем же. Обломки найдены, «Латам» потерпел крушение. Руала Амундсена, Лейфа Дитриксона и четырех французских членов экипажа следует считать погибшими.

Племянник Амундсена, Густав, был одним из немногих противников этой точки зрения: «Я не специалист, но, по моему мнению, поплавок должно было оторвать ударом об лед, а это означает, что самолет находился в зоне сплошных льдов и экипаж мог уцелеть. Можно ухватиться за эту надежду, хотя наверняка, конечно, сказать ничего нельзя» {145}.

В начале сентября большинство судов, участвовавших в поисковой операции, покинули Шпицберген и взяли курс на юг. «Хобби» также прекратила поиски. Рисер-Ларсен и Люцов-Хольм наконец могли вернуться домой к своим родным — через три месяца после прибытия на архипелаг. Норвежская поисково-спасательная экспедиция показала, что даже со скромными ресурсами можно принести немало пользы в ходе поисков в Ледовитом океане. Норвегия была страной небогатой, но опыт полярных походов и особые национальные черты сделали ее достойной права управления Шпицбергеном. Заслуги норвежских пилотов, каюров, чиновников и моряков способствовали росту национальной гордости. Дома в Норвегии всех участников этой крупнейшей в истории поисково-спасательной операции в Арктике ждали признание и почести.

«Веслекари» и «Хеймланн» — единственные из норвежских шхун, что остались в море к северо-востоку от Шпицбергена. Их командование еще лелеяло надежду, что «Латам» все же полетел на север, в направлении лагеря Нобиле.

Глава 25

Обломки

Возможно, газетам не стоило спешить объявлять Амундсена, Дитриксона и четырех французских членов экспедиции погибшими. Существовали ведь затерявшиеся в потоке официальной скорби снимки и детальные описания поплавка, каким его обнаружили в море у маяка в Торсвоге. На верхушке одной из поплавковых штанг был прикреплен кусок деревяшки. Судя по виду, его поместили туда с целью получше приладить штангу к фюзеляжу. Если так и было на самом деле, гидроплан никак не мог потонуть сразу же после крушения. Экипажу требовалось время, чтобы подобрать оторванный поплавок, попытаться его отремонтировать и заново прикрепить под крыло. Документальных свидетельств подобного ремонта так и не обнаружилось ни в Бергене, ни в Тромсё, но этот момент не удостоился дальнейшего обсуждения. Не упоминался он ни в более поздних отчетах, ни в вышедшей в 1934 году книге Ховденака.

Другой факт починки больше бросался в глаза и проще поддавался идентификации. Справа, в нижней части поплавка, имелась закрашенная металлическая заплата. Капитан 1-ro ранга Му с военно-морской базы под Бергеном, где «Латам» стоял в ночь с 16 на 17 июня, незамедлительно подтвердил, что ремонт был произведен у них при помощи латунной пластины {146}.

Имелись у поплавка и другие загадки, обнаруженные позднее. На фотографиях, сделанных по прибытии «Бродд» в Тромсё, отчетливо видно, что верхнюю часть штанг с силой оторвало от фюзеляжа, но удар произошел сзади по направлению вперед {147}. Газеты не удосужились выдвинуть