Однако у меня здесь есть возможность создать предпосылки к построению коммунизма в этом мире. У меня есть Владимир Ульянов и Иосиф Джугашвили. Мои люди нашли Валериана Куйбышева, Вячеслава Молотова, Сергея Кирова, правда совсем ещё маленьких, и с другими именами: к собственному удивлению я сумел вспомнить настоящие имена двадцати выдающихся деятелей революции, но некоторые из них ещё не родились. Отыскали Льва Бронштейна. Нашли Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Все они учатся в разных гимназиях и университетах, все они получают отменную физическую подготовку, и со всеми работают лучшие специалисты по марксизму в частности и философии вообще. Я не знаю что из моего проекта вырастет, но специалисты говорят, что Лев Бронштейн понемногу избавляется от излишнего самомнения, а умеренный уровень амбициозности политику и руководителю высокого ранга никогда не вредил.

Впрочем, это спецпроект. Кроме него существует образовательный проект, более серьёзный и долгосрочный, его ведёт моя драгоценная Ирина Георгиевна: детские дома под её маленькой, но твёрдой и жёсткой ручкой уже стали серьёзными центрами по воспитанию людей нового типа: образованных, сильных физически и духовно, честных и справедливых, а главное — бесконечно преданных Родине.

А вот и она, легка на помине.

— Петя-Петенька-Петруша! Когда, наконец, у нас установится покой, и я перестану бояться покушений на тебя?

— Наверное, никогда, моя драгоценная Инес-Сарита. Такова наша судьба, и сделать тут ничего нельзя.

— Но может быть усилить охрану?

— Может. Хотя и так моя охрана одна из лучших в мире. Другой вопрос, что на этот раз покуситься решил человек весьма высокого ранга, многажды проверенный. Но ничего: скоро подрастут волчата из твоих заведений, они станут ближним кругом, через который никто не прорвётся.

— Ах, Петя-Петенька-Петруша, это «скоро» займёт ещё лет десять, а может статься, что больше. Мальчикам и девочкам нужно не только получить образование, но и практический опыт, а его в столице и при дворе не приобретёшь. Нужно чтобы они поработали, увидели и узнали реальную жизнь.

— Это верно. Значит, подождём. Пока и своих сил достаточно.

* * *

В Европе потихоньку разгоралась новая война. Правительства обменивались грозными нотами, публиковали воззвания к своим народам, вели явные и тайные переговоры. Генеральные штабы составляли планы боевых действий, рассчитывали соотношение сил, потребности в технике, вооружениях и личном составе, планировали наряд боевых и вспомогательных соединений на те или иные направления. В штабах корпусов и дивизий штабисты тоже не спали, планируя боевую и вспомогательную работу собственных частей и подразделений. Пресса раздувала кадило пропаганды — каждая применительно к своей стороне. Наиболее экзальтированные граждане рвались лично показать супостату кузькину мать, а те кто побогаче, но поосторожнее — жертвовали не слишком обременительные для себя суммы госпиталям и в благотворительные фонды, при этом стремясь осветить свой патриотический порыв в прессе. Роты и полки походным маршем выдвигались на рубежи развёртывания и оборудовали позиции. А жулики всех мастей суетились, стараясь поиметь свой гешефт на ещё не пролившихся потоках крови.

В общем, в этом мире все были при деле, только я бродил как неприкаянный: очень уж волновался за здоровье своей драгоценной половинки. С одной стороны самочувствие Ирины Георгиевны не внушает даже малейшей тревоги: она бодра, активна. У неё превосходный аппетит и изумительный цвет лица. Домашние изо всех сил стараются оградить будущую маму от забот и тревог, развлекают её по мере возможности. А с другой стороны — всегда есть риск неожиданных осложнений.

Я отменил все поездки далее сорока километров, постоянно нахожусь в Николаевском дворце, а по вечерам мы собираемся всей семьёй, разговариваем, музицируем, а иногда и смотрим свежие фрагменты мультфильмов, которые всё так же готовят в Манеже, превращённом в киностудию.

Лейб-медик и лейб-акушер ежедневно посещают Ирину Георгиевну, и выглядят вполне спокойными, что внушает спокойствие и всем нам. Впрочем, вспышка беспокойства была, когда наши доктора наконец услышали сердцебиение плода. Антон Яковлевич доложил мне, что в ритме сердцебиения плода чувствуется некоторая рассогласованность, но волноваться ещё рано, поскольку это может указывать на то, что сердце бьётся не одно, а два. Уточнить это можно будет лишь спустя некоторое время. Вот я и трясся от страха за Инес-Сариту, но очень скоро Крассовский сообщил мне, что у государыни всё-таки двойня.

В тот день, когда врачи принесли известие о беременности Ирины Георгиевны, я вспомнил о гимнастике, которую делала моя жена в той жизни. Насколько я помню, гимнастика очень помогала поддерживать тонус мышц, улучшала общее самочувствие и что немаловажно — укрепляла бодрость духа и настроение. А коль так, я решил внедрить новшество и здесь. Целый день я посвятил восстановлению гимнастического комплекса. Шаг за шагом описал исходные позиции и пошагово — движения упражнений. Нарисовал каждую позицию, и главное — правильное положение в каждой позе. Получился альбом из почти полусотни листов, который я вручил Ирине Георгиевне в присутствии лейб-акушера. Ирина Георгиева уселась за стол и принялась листать альбом, а Антон Яковлевич пристроился рядом.

— Выскажите своё мнение, Антон Яковлевич. — обратилась к врачу Ирина Георгиевна — нужно ли мне выполнять эту странную гимнастику?

— Разумеется нужно, Ваше императорское величество. — качнул своей лобастой головой Крассовский — Женщине в сей деликатный период очень полезны умеренные физические нагрузки, и если помните, я Вам рекомендовал неспешные прогулки в парке и лёгкие приседы с опорой на стул или ограду. Но то, что мы видим в сем альбоме выглядит как детально проработанная и законченная система оздоровительных гимнастических упражнений. Да-с. Право слово, я не нахожу к чему придраться, ни одно из движений, ни одна из поз не несёт даже малейшей потенциальной угрозы женщине и её плоду.

— Стало быть, приступать?

— Всенепременнейше, Ваше императорское величество. И если это возможно, я хотел бы