движет теми, кто получает власть над магией. Стал бы ты, имея возможность выжечь души тысяч людей одним щелчком пальцев, спокойно возделывать землю? Или подчиняться какому-то королю или аристократу, который слабее тебя?

— Вопрос хороший, но…

— Да не трудись ты на него отвечать, — из губок бездушной раздался смешок. — Ни один маг, который стоит сотню, две, пять и более простых бойцов, никогда не будет прислуживать слабому. Родне, королю еще кому-то — может быть, если он недалекий или не такой уж и сильный. Но те, в чьих руках создавать жизнь из ничего, вроде големов, или, наоборот, сеять смерть парой заклинаний, никогда не отсиживаются в стороне. Они действуют. Стоит начать одно завоевание, и не успеешь его завершить, а уже поймешь, что без новых тебе не обойтись.

— Вот поэтому и не буду заниматься завоеваниями, — криво усмехнулся я. — Не обуздан я в желаниях своих.

Бездушная одарила меня крайне выразительным взглядом.

— Правда? — заинтересованно уточнила она, растягивая слово. — Буду иметь в виду, мальчик.

Мысленно чертыхнулся.

— Да не в плане близости, как тебе того хочется!

— А ты знаешь, что мне хочется, мальчик?

— Да! — со злостью произнес я. — Ты буквально напрашиваешься на то, чтобы тебя схватили за твои волосы и заставили пресмыкаться, демонстрируя над тобой свою власть.

Первая среди Вестниц Смерти даже встала, с удивлением рассматривая меня, будто увидела впервые.

На ее лице появилось удивление, смешавшееся с замешательством, интересом и мечтательностью.

— Ну что? — вздохнув, осознавая, что ляпнул совершенно лишнее, спросил у бездушной я.

— Интересное предложение, — ее глаза лукаво сверкнули. — Такой юный, а уже зришь в корень…

— Внешне мы с тобой ровесники… И прекрати называть меня «мальчиком»! Насколько понимаю, в вашем мире девятнадцатилетние мужчины уже вполне себе мужчины, а не отроки, играющие в солдатиков.

— Если у тебя в запасе нет жизненного опыта обрывков тысяч душ и дух тысяч лет в придачу, то ты мне точно не ровня, — рассмеялась Ликардия. — Но ход твоих мыслей мне нравится, мальчик. Свою эльфийскую лучницу ты покорил зачатками лидера и брутального самца, рядом с которым она будет ощущать себя слабой и беззащитной, как хотят все женщины в мире?

Твою шестеренку!

Вот давал же себе слово не реагировать на ее провокации, так ведь нет, нашла чем уесть.

Бездушная стерва.

Зря я распалился, зря-зря-зря…

Перед нами, словно из-под земли выросла Лаурель, выразительно так смерив Ликардию презрительным взглядом.

— Он покорил меня своей честностью, благородными поступками, мужественностью и открытостью, — выпалила она. — Но таких распутных шлюх, как ты, эти качества в мужчинах не волнуют!

— Откуда тебе знать, что волнует мою душу, остроухонькая? — елейным голоском поинтересовалась Ликардия.

— У тебя нет души, — отрезала лучница. — Ничто тебя не волнует, кроме поиска новых ощущений.

Все веселье с лица Вестницы Смерти буквально стерло парой метко брошенных фраз.

Она прищурилась, одновременно с этим положив руки на висящие по бокам Клинки Погибели.

— Не лезь туда, где ничего не понимаешь, девчонка, — посоветовала Ликардия тоном, в котором не было и намека на ее привычную легкомысленность. — В отличие от тебя за моими плечами целая жизнь. И ничего нового мне вторая не приносит. Лишь напоминает о старом…

— Например, о твоем возрасте? — с наигранной улыбкой поинтересовалась лучница.

Эти бабские склоки меня откровенно настораживают и раздражают одновременно.

— Спорим не подеретесь? — поинтересовался я, не дав Ликардии озвучить свой ответ.

— А спорим, — неожиданно ответила бездушная. — Если побеждаю я, то этой твоей прилипале длинноухой больше ничего не светит.

— В каком это смысле? — нахмурился я.

— Отложи-ка в сторону свои Клинки, возьми обычное оружие, и я подправлю тебе твою миленькую внешность бессовестной и легкомысленной обольстительницы чужих мужчин, — промурлыкала Лаурель, поглаживая рукоять своего длинного меча.

— А сможешь? — поинтересовалась Ликардия, выгнув бровь.

— Ради того, чтобы Глеб не достался тебе? — уточнила лучница. — Да костьми лягу, но разорву тебе твой рот-помойку!

Без меня меня же и поделили.

— Идите к черту, — произнес я, ускоряя шаг. — Обе.

— Глеб, я… — Лаурель хотела было что-то сказать, но я даже не озаботился тем, чтобы дослушать ее до конца.

— Ну вот, — очередной смешок Ликардии. — Теперь не я одна попала в список дамочек, к которым наш Практик будет относиться предвзято и насторожено. Длинноухая, как насчет того, чтобы греться холодными ночами вместе, раз уж тебе в ближайшее время не светит заветное мужское тепло?

— Да чтоб у тебя язык распух и поперек глотки встал! — огрызнулась лучница, сделав пару шагов за мной, но вовремя поняла, что не стоит переходить границу отчуждения, негласно очерченную мной.

— Оу, так и знала, что тебе понравится мой длинный шаловливый язычок, длинноухая…

Сюр, какой-то.

Мы не так давно похоронили ту кучку пепла, которая осталась от Лео, едва пережили встречу с монстром, движемся к центру этого леса, от одного вида на который у меня поджилки потряхивать начинают, а две бабы в моем отряде решили, будто я приз в споре на выяснение у кого сиськи круче?

Конечно у Лики они больше и более упругие на вид, чем у Лаврика, но…

Тряхнув головой, мысленным усилием выбросил ненужные мысли из черепной коробки.

Не о том думаю.

А ведь как-то говорила мне Геката, что спать с подчиненными — это плохая идея.

Даже если это просто «для здоровья», то, как бы не хотели оба участника процесса, они уже не смогут относиться друг к другу как раньше.

Сколь бы ни были черствыми их души, но природу не обманешь.

Как и инстинкты.

Вдвойне иронично, что говорила она мне об этом, наблюдая, как я одеваюсь после бурной ночи.

Проведенной в ее кровати.

С ее же участием.

Поправка — после первой бурной ночи.

За которой последовало неучтенное количество других и…

Да вашу ж мазь от дебилизма!

Плохие самки!

Все фентезийное настроение сбили думками о своих правах на мою тушку.

Поскорее бы отсюда свалить.

* * *

Большую часть нашего пути занимал черный лес.

Нет, он в самом деле был черным, как непроглядная ночь, и никаким эпитетом это описание не является.

Голые, словно обгоревшие в ужасном пламени, деревья.

Больше похожая на сажу выжженная земля.

Редкие камни, которые то ли расплавились, то ли и раньше были столь же безобразными, напоминающие вулканическую пемзу.

Но в последнем я очень сомневался.

Лес в принципе производил крайне гнетущее впечатление чего-то жуткого, тайного, смертоносного.

То и дело мы вынуждены были перебираться через целые курганы мертвых и давно разложившихся тел, на которых даже доспехи успели рассыпаться на части и ржавые хлопья.

Это давало намек на то, что большинство трупов