Молчание. Лицо Пауля скрывает темнота.

Бастиан посмотрел на Айрис, словно прося помощи, но девушка лишь растерянно покачала головой.

Он пристально поглядел в глаза Лисбет.

— Так, ладно, допустим. Значит, Пауль — мой брат, а я ничегошеньки об этом не знаю? От кого же ты тогда это узнала?

— От Сандры, — Лисбет сглотнула. — Мне пришлось ей пообещать, что я никому не скажу, и я снова и снова спрашиваю себя: а если бы она тогда мне не проговорилась, может быть, еще была бы здесь, с нами? Но я честно сдержала слово, не рассказала этого даже Георгу.

Сандра, отозвалось в голове Бастиана. Сандра. С какой же стати она распустила этот слух? Откуда она взяла эту чепуху?

— У меня нет брата, — возразил он с упрямством в голосе, словно защищаясь. Никто ничего не ответил, и наступившая тишина навалилась на него всей своей тяжестью. Всё это просто смешно. Но почему же Пауль так ничего и не сказал?

Бастиан открыл было рот, чтобы заставить его говорить, как вдруг в голове у него мелькнуло воспоминание — словно удар кулаком в живот. Пауль, ночь, дежурство у костра в темноте. Что до меня — то даже гораздо больше, чем друзья.

Он тогда подумал, что это была попытка сблизиться. Может, всё-таки… Нет.

— Если Сандра и в самом деле такое заявляла, то она, наверное, шутила, — выпалил Бастиан, когда пауза в ожидании ответа показалось ему чересчур затянувшейся. — Мне, во всяком случае, она никогда об этом не рассказывала. Ни разу. Так что давайте разговаривать на полном серьезе: неужели кто-то из вас считает, что мы с Паулем похожи как две капли воды? Идиотизм какой-то. Если кто-то решил устроить здесь розыгрыш, то я абсолютно не понимаю его смысла.

Пауль поднял голову; казалось, для этого простого движения ему пришлось напрячь все свои силы.

— Прости, Бастиан. — Он сократил расстояние между ними на шаг и, замешкавшись, снова остановился. — Не так это должно было случиться. Всё планировалось совершенно иначе. Я… Черт побери. — Он отвернулся и уперся головой в стену. — Всё пошло наперекосяк, и я тоже не понимаю почему.

Бастиан выпустил руку Айрис и подошел к Паулю. Происходящее всё ещё казалось ему какой-то странной шуткой, смысла и юмора которой он никак не мог постичь. Сложившуюся ситуацию можно было назвать как угодно — только ни в коем разе не смешной.

— О чем это ты, черт возьми? Уж не ты ли сам распускаешь эти слухи? Зачем? Я ничего не имею против тебя, ты клевый парень — но и всё. Ты не мой брат.

Наконец-то Пауль посмотрел ему прямо в глаза; в его взгляде смешались сожаление и решительность.

— Нет, ты неправ. Я как раз и есть твой брат. Я и раньше боялся, что тебе это не понравится.

Бастиан, сам того не желая, прислонился спиной к стене; самые разные мысли неотступно роились в его голове.

Он лжет. Это всего лишь глупая шутка.

— И когда же ты почувствовал ко мне братские чувства? На ярмарке? Или в поезде? — Он шумно вздохнул. — Может быть, это связано с дурацкими пророчествами Доро?

— Я знал это всегда. С самого раннего детства. Моя мать ничего от меня не скрывала.

Его мать. Бастиан внезапно ощутил, как на него медленно наваливается удушье. Волна, появление которой он предчувствовал, уже здесь; она подхватила его и вот-вот накроет с головой, если он сейчас же не отыщет хоть что-нибудь, за что можно зацепиться.

— Значит, ты думаешь, что у нас один и тот же отец.

— Да.

Голова Бастиана была совершенно пуста, ему не оставалось ничего другого, как просто тупо уставиться на Пауля. Неужели он до сих пор чего-то не заметил? Есть ли между ними хоть какое-нибудь сходство? Рост, может быть. Брови. А еще иногда Пауль вел себя так гордо и важно, что в Бастиане просыпалось чувство ненависти. Потому что такая манера держаться походила на ту заносчивость, с какой относился к людям его отец.

Нет, этого всё-таки не может быть, мы же практически ровесники!

Он почувствовал, как что-то хочет вырваться у него изнутри, что-то, не подчинявшееся ему. Видимо, это был смех, а может, и нет.

Ровесники. Можно подумать, от этого что-то зависит!

— Ладно. Значит, у твоей матери были отношения с моим… с нашим отцом?

Пауль кивнул:

— Она была медсестрой, тогда еще очень молодой, и, когда он начал ею интересоваться, поначалу едва могла в это поверить.

Что ж, еще одна из бесчисленных медсестер в жизни его отвратительного отца.

— Ну да. Но потом она все-таки ему поверила, и вот так ты и появился. Я, впрочем, слегка удивлен, что он не настоял на аборте.

Уголки рта Пауля задрожали.

— Мама рассказывала, что он требовал этого. Но она не захотела, и ее отказ, похоже, привел его в бешенство. Он ведь только что женился. Причем вся эта история произошла вскоре после того, как его жена тоже забеременела, — у нее потом родился ты.

Бастиан сейчас пытался выдавить из себя… нет, вовсе не улыбку — отнюдь; его переполняло что-то другое, его мутило от услышанного, ему хотелось вытошнить всё это из себя. Он несколько раз попытался сглотнуть слюну, но во рту было сухо.

— А потом он без конца отстегивал ей бабки, чтобы она держала язык за зубами, так, наверное? Чтобы никто о тебе не узнал и его драгоценное имя не оказалось выпачканным в грязи?

Теперь улыбнулся Пауль.

— Вовсе нет. Он не признал отцовства. Конечно, мама настояла на тесте — но тот оказался отрицательным.

— Отрицательным? Тогда ведь ты не мой…

— Тест проводил врач, который знал отца. Хорошо знал. Однако мама выяснила это уже потом. — Пауль скривился. — Последние два года я занимался кое-какими расследованиями. Нет ничего более простого, чем подменить пробу. Моя мать не только никогда не получила от него ни цента — наоборот, он угрожал вчинить ей иск за то, что она порочит его репутацию, если она не успокоится. — Пауль, вздрогнув, вздохнул. — Она так и сделала. В смысле успокоилась. Она не умела сражаться, была робким человеком.

Печаль, омрачившая его лицо, ясно говорила обо всем, что случилось дальше, но все-таки Бастиан спросил:

— Она была? Значит, она…

— Мертва, да. Умерла пять лет назад. Рак легких. До этого она делала все, чтобы я ни в чем не нуждался. Бессчетное число раз пыталась дозвониться до отца, однако тот в лучшем случае орал на нее в телефон. Но чаще всего просто клал трубку. А потом сменил все номера.

Бастиан медленно соскользнул по стене и уселся на корточки. Теперь он не мог смотреть Паулю в глаза. Он снова видел перед собой отца с багровым от ярости лицом: тот что-то прокричал по мобильнику, а затем объяснил им, что вот уже несколько недель его преследует какая-то дура. А еще он вспомнил, как однажды услышал в телефонной трубке голос плачущей женщины, которая требовала профессора Штеффенберга, однако того не было дома. Она тщетно пыталась справиться со своим голосом, а потом спросила Бастиана, как его зовут. «Бастиан. Это звучит красиво», — сказала она и повесила трубку. Он всегда думал, что говорил тогда с какой-то помешанной, тяжело больной пациенткой.