Значит, брат. Бастиан покачал головой. Как будто от этого знания он бы тогда что-то понял!

— Почему ты раньше не пытался связаться со мной? Почему не писал, не звонил? Я даже понятия не имел, что у меня есть брат. Откуда я мог знать?

Погруженный в свои мысли, Пауль рассеянно теребил завязки на кожаной куртке.

— Я был слишком зол. Когда мама умерла, мне едва исполнилось пятнадцать, и я не знал, куда деться со всеми моими горестями и ненавистью. Потом я попал к приемным родителям, и психологически стало немного легче. Но я не хотел ничего знать о своем отце — и о тебе тоже.

Что ж, это нетрудно понять, подумал Бастиан. Ему казалось, что от стыда он вот-вот провалится сквозь землю.

— Теперь я смотрю на вещи иначе, — продолжал Пауль. — Ты же не можешь быть в ответе за всё, что произошло, да и маму вы тоже бы не спасли. Поэтому я и подумал, что нам было бы хорошо познакомиться.

— Почему тогда ты не рассказал мне это всё еще тогда, на ярмарке?

А лишь спросил, как меня зовут, и сделал вид, что слышишь это имя в первый раз. «Это очень хорошо звучит. Я бы даже сказал, настолько хорошо, что ты непременно должен придумать себе родовой герб и нарисовать его на щите».

— Элементарная осторожность. Могло же быть такое, что, если бы я попытался познакомиться с тобой, ты среагировал бы точно так же, как твой отец. Или что он заранее подготовил тебя к тому, что в один прекрасный день заявится какой-то парень, который будет утверждать, что он якобы твой брат. Я хотел провести с тобой время и убедиться наверняка, что ты мне поверишь. Беспристрастно поверишь. — Мыском сапога Пауль постоянно ковырял землю, так что рядом уже образовался небольшой холмик. — Поэтому я и привлек к этому делу Сандру.

Бастиану понадобилась пара секунд, прежде чем до него дошел смысл сказанного. Зато, наконец всё осознав, он понял, каково это — когда тебя ударили по голове кирпичом.

— Ты хочешь сказать, что подбил Сандру встречаться со мной?

— Я попросил ее с тобой… с тобой познакомиться. Мы дружим уже давно, и она сразу согласилась мне помочь. Она сказала, что ты очень мил, и была уверена, что мы поладим друг с другом. И тут я подумал, что было бы классно взять тебя в эту поездку. Рассчитывал, что у нас будет время поболтать, и хотел в какой-нибудь подходящий момент рассказать тебе всю эту историю. Пара дней в лесу — неплохой повод сдружиться, ты и сам понимаешь. Без влияния кого-то чужого и, говоря честно, в таких условиях, что, даже если правда окажется тебе неприятной, ты не сможешь просто слинять. Однако начали твориться все эти дела, и у нас появились совсем другие заботы.

Значит, приманка. Пауль в самом деле использовал Сандру как приманку. Всё вдруг начало приобретать для Бастиана совсем другой смысл. То, что девушка постоянно флиртовала с ним, но всегда отстранялась, как только дело могло дойти до чего-то серьезного. То, что ей так важно было поддерживать отношения с ним, пока они не отправились в поездку, и то, что она резко потеряла всякий интерес к нему, едва они добрались до леса.

И я, идиот, действительно верил, что она в меня влюбилась, думал Бастиан.

— А то, что я сказал тебе в конце, было совершенной правдой: ты мне и впрямь нравишься. — Голос Пауля звучал тише, чем до сих пор. — И, по-моему, я сам этому удивляюсь. Ведь я столько лет тебе завидовал и в некотором смысле даже ненавидел. У тебя были мать и отец, а мне всегда так хотелось иметь семью.

Смех вырвался сам собой, Бастиан даже не пытался его заглушить. Смех завладел его телом, словно икота, словно озноб, и с ним ничего нельзя было поделать. Он слышал, как смех отражался от сводов подвала, чувствовал, как Айрис обняла его, пытаясь хоть как-то успокоить, замечал, как по лицу бегут слезы. Он почти задыхался. В какой-то момент смех перешел в приступ кашля и постепенно прекратился, опять же словно бы сам собой. Бастиан вытер нос рукавом.

— Семья! — прохрипел он, когда дыхание стало медленно к нему возвращаться. — Да, тут тебе было чему завидовать.

Пауль наблюдал за приступом смеха, охватившим Бастиана, с искренним смущением.

— В смысле?

— Твоей матери он не достался. Моей повезло меньше. — Он вытер лоб, вспоминая стеклянные глаза, дрожащие руки, невнятные слова. — Она тоже умирает, только медленнее.

Краем глаза он увидел, как Доро вышла из склепа и подсела к костру, к остальным. Девушка кивнула Бастиану, похоже, предлагая и даже прося, чтобы он продолжал говорить.

Ясное дело, подумал он. Едва звучит слово «смерть», у Доро тут же ушки на макушке.

Пауль провел рукой по лбу.

— Тем не менее, — сказал он, — у тебя отец все-таки есть. Я хотел бы узнать, каково это, ощутить это чувство.

— Да забирай, можешь вообще насовсем себе оставить, — отозвался Бастиан, надеясь, что Пауль поймет, что всё это он говорит на полном серьезе. — Я вздохну с облегчением, если никогда больше не увижу эту надменную бесчувственную задницу. Не могу представить, что тебе и впрямь хочется с ним встретиться. Нет, такого быть не может, если ты по-настоящему его знаешь.

Смеясь, Пауль пожал плечами.

— Тогда давай забудем о нем. Сейчас я просто рад, что объяснил тебе, в чем дело. Я так долго этого ждал.

Бастиан помассировал закрытые глаза. Пауль — мой брат, мысленно произнес он, пытаясь понять, какие чувства вызывает в нем эта фраза.

Прежде всего смятение, конечно. Но ощущения, что его пытаются обмануть, нет. Лишь присмотревшись повнимательнее, он начал замечать в лице Пауля некоторые общие, фамильные черты. Впрочем, убедило Бастиана не это, а образ отца, который возник перед его глазами во время рассказа Пауля. Подмененный тест, грубая ругань по телефону, угрозы, ложь — это стиль Максимилиана Штеффенберга, это его почерк.

Но в сторону правдивости рассказа Пауля чашу весов окончательно склонили те несколько случаев, очевидцем которых был сам Бастиан и которые теперь ему вспомнились. Разве однажды не было такого, что кто-то стоял за дверью, а отец грозился вызвать полицию? Да нет же, было. Пять лет назад. И теперь это всплыло в памяти.

— Это всё меняет, — задумчиво сказал Бастиан.

— Что ж, — послышался голос Доро, сидевшей у костра. — А это судьба, знаете ли. «Два брата стоят предо мною днесь — бастард и законный наследник».

— Что? — переспросил он, погруженный в свои мысли.

— Это же очевидно. — Доро подалась вперед, всматриваясь в Бастиана. Черные волосы ниспадали на лицо девушки, закрывая его почти полностью. — Вы как Лудольф и Тристрам. Богатый брат и бедный. Законный сын и отверженный. Вот почему Лисбет хотела, чтобы Пауль сказал нам правду, не так ли?

Немного помешкав, остальные закивали.

— Теперь мы знаем, как нам быть. Теперь мы можем на что-то решиться.

— Да бросьте вы заниматься всякой чертовщиной! — рявкнул Пауль.