закусками. Все мы, тушуясь, перебрасывались отрывистыми вежливыми фразами, чтобы только не молчать. Но после первых тостов за экспедицию и хозяев языки развязались. В общей беседе обнаружились нити общих интересов, и в дальнейшем поддерживать разговор уже не составляло труда.

Меня как почетного гостя поместили между Сашкой и Инкой. По другую руку от Инки усадили Андрея. Сашка расчувствовался, вспоминая наши курсантские подвиги. Сейчас эти подвиги выглядели не всегда столь же веселыми, как казалось раньше. Но что было, то было. Инка вела себя предупредительно и сдержанно.

Коля Васильков оказался рослым и красивым парнем, похожим на Инку, как, впрочем, я и ожидал. Приглядываясь к нему, я думал, станет ли он продолжателем нашего летного дела и, главное, найдет ли счастье в нем. Наши с Сашкой юные благоглупости вряд ли завладели его воображением. Во всяком случае, наши глаза загорались ярче, когда мы оказывались в обществе бывалых летчиков и моряков. Впрочем, Коля оживленно беседовал с геофизиком Матвеем, сидевшим рядом и, судя по долетавшим до меня сквозь общий разговор обрывкам фраз, интересовался районами экспедиций, в которых тому доводилось бывать. Может, парень уже прикидывал, в какой район ему лучше податься после окончания училища, а в какой лучше вообще не попадать.

Впрочем, что удивляться? Современная молодежь и должна быть прагматичнее нас в силу большей привязанности к удобствам, деньгам и вещам. Наши родители в свое время были романтичнее нас, особенно когда их уговаривали с энтузиазмом строить коммунизм не щадя живота своего. Мы и то уже знали, что если сам не позаботишься о своем животе, то никакая власть о нем не позаботится, — чем ты окажешься в этом смысле беспечнее, тем это будет ей выгоднее. Ирочка, сестра Коли, выглядела в свои тринадцать лет уже скорее девушкой, чем девочкой, видимо, унаследовав от матери живой темперамент. В остальном она не вполне походила на Инну — тут уж явно просматривалось и влияние генов Сашки. Она односложно отвечала на вопросы Владимира Петровича и Игоря, между которыми сидела, немного стесняясь их предупредительности и заботы о ней. Я взглянул на ее мать, все еще сравнивая их. Инка вопросительно подняла бровь.

— Смотрю, насколько дочь похожа на тебя, — объяснил я.

— На меня не очень.

— Но и на Сашку тоже, — возразил я.

— Да, что-то среднее, — согласилась она. — Нравится?

— Да, очень! Думаю, будет покорять мужские сердца!

Инка улыбнулась.

— Ну, давай выпьем за это, — сразу предложила Инка и чокнулась со мной.

— Вы за что пьете? — поинтересовался Сашка.

— За то, чтобы и у меня, наконец, появилась нормальная семья, — сказал я.

— Ну, такое дело обязательно надо поддержать!

Я чокнулся и с ним.

— Не забудь на свадьбу позвать, — сказал Сашка.

В моей памяти всплыли сразу две вещи из русской живописной классики. «Неравный брак» кисти Пукирева и «Сватовство майора» (она же: «Поправка обстоятельств») Федотова. Почему, я сначала не мог понять. На майора я не тянул. На старца, имевшего на груди две звезды, тем более. И девами очень юного возраста — как из бедных дворянок, так и из богатых купчих — я как будто никогда особенно не интересовался. И вдруг в мозгах прояснилось: это они — и Сашка, и Инка — представляли, на ком мне надо жениться!

— Ты, наверно, уже забыл, что женить человека против его воли почти невозможно, даже если он всего лишь курсант, — напомнил я Сашке. — Или тебе по долгу службы, как лицу, ответственному за морально-политический уровень подчиненных в отряде, теперь почти каждодневно не приходится воспитывать персонал?

— Ну что ты, что ты?! — примирительно завозражал Сашка. — Чудак ты, ей богу! Время-то идет! Я об этом только. Больше ни о чем!

Я вдруг прислушался к тому, о чем говорили Инка с Андреем. Мой высокоученый друг говорил, что экспедиция, возможно, еще раз вернется в эти края. — «А от чего это зависит?» — «От того, найдутся ли средства для продолжения и расширения исследований. Тем более, что к двум вызывающим интерес точкам можно добраться только на вертолете» — «Ну, я думаю, вам здесь всегда обеспечат возможность добраться куда надо, без больших затрат». — «Приятно слышать, но трудно на это рассчитывать». — «Почему?» — «Одно дело подбросить старого приятеля на малом вертолете, другое — завозить и вывозить целую экспедицию, даже небольшую. Тут уж на благотворительности операцию не построишь».

Мне оставалось только потихоньку хмыкнуть. Ловко Андрей указал Инке на разницу между благотворительностью и той «экспедицией», которая могла сюда явиться в будущем. Как бы то ни было, настала очередь Инки сделать свой дипломатический ход. И она сделала:

— Вы в любом случае можете рассчитывать на помощь с нашей стороны.

Я мог видеть только малую часть ее лица, особенно губ, потому что она повернулась в сторону Андрея, но и этого хватило, чтобы оценить, столь коварной улыбкой она его при этом одарила. «Все, спекся», — подумал я.

Я не чувствовал ревности. Скорее это была легкая досада. Впрочем, если паче чаяния новая экспедиция исследователей НЛО явится сюда под руководством другого энтузиаста, а не Андрея Абазы, то Инка и его может встретить с живым интересом. Это я не в укор ни Инке, ни другим женщинам, которые хотят счастья и видят его под вполне определенным углом зрения. Каждому свое в мыслях и мечтах. Только не всегда в реальности. Жаль, что я не смел мечтать ни о Нине, надежду которой на брак когда-то не оправдал, ни о Риточке Фрейберг, которую достаточно скоро забыл.

Нину, конечно, я помнил гораздо лучше, но смел ли теперь сделать к ней шаг? Вот если бы она… Только с какой стати? Она человек с достоинством, гордый. Как ей начинать? Раньше я хотела — ты не мог, а теперь ты можешь — я не хочу. Мда-а. И все равно стоило бы ее повидать. Вдруг она до сих пор хочет, чтобы все вернулось — и упоительное счастье и шанс создать семью по взаимной любви? Да! Вдруг! Если Богу будет угодно. Если Он не взыщет с меня ее отказом за мой прошлый отказ. И все равно, несмотря на риск опозорится в собственных, не только Нининых глазах, мне надо попробовать.

Как ни странно, Инка и Сашка подталкивали в правильном направлении еще до того, как я сам сумел нащупать его. Ну что ж, спасибо. Будем считать, что я им обязан. С Ниной или, если мое покаяние окажется запоздалым, с кем-то еще, но я обязан сначала заняться своей судьбой, а уж потом решать, заниматься ли мне дальше неопознанными объектами. Или чем там еще? Может статься — философией… Или философией с литературой. Полетам над Землей пришел конец. Теперь я мог их продолжать разве что в качестве пассажира. Значит, полет мысли был тем более необходим, потому что вообще без полета мне вряд ли стоило жить. А где — в глухом углу