— Откройте! Полиция!

— Ты?! Ты вызвала?! — Глаза Бориса налились кровью. Его руки переместились чуть выше, под самую гортань, и сомкнулись в жесткой хватке. — Пожалел я тебя тогда… Надо было оставить в пансионате, чтобы нос свой не совала, куда не следует…

Такой поворот заставил её приподняться на цыпочках в попытке отодрать от себя Хвошню, но при этом Маша продолжала сдавленно выкрикивать

— Я так и знала, что это сделали вы… подлый человек… Гадина… Кто ваши сообщники? Вас посадят, посадят, посадят!

Из последних сил Маше удалось оттолкнуть его. Хвошня смог сделать лишь пару шагов назад, но вдруг вскрикнул и замер, вытаращив глаза. Его красное от натуги лицо стало на глазах меняться — внезапно побледнело, а затем и вовсе приобрело синюшный оттеной. Маша, вцепившись в собственное горло, жадно ловила ртом воздух. Но горло вдруг снова перехватило, и волна ужаса овладела сознанием — из груди Хвошни торчали тёмные острые концы вил.

Изо рта, вдоль подбородка Бориса потекла тоненькая струйка крови. Маша прилипла мокрой спиной к стене сарая и услышала его последний вздох, перед тем как сползти на землю.

Очнулась она от шлепков по своим щекам.

— Эй! Открой глаза!

Перекошенное лицо Розы, словно сквозь туман, маячило перед Машей.

— Он… он, — Маша оперлась рукой о поверхность, ощущая кожей мелкие камешки.

Одна из коров громко замычала. В сарае послышался шум от нескольких пар ног.

— Твою ж мать! — знакомый Кости остановился как вкопанный перед телом Бориса.

— Я думала, он её задушит, — протяжно завыла Роза, вытаращив глаза. — Такого ужаса натерпелась… С ума он сошёл, что ли… — руки её мелко тряслись. Она посмотрела сначала на них, а потом на Машу. — Как же я доить-то буду теперь? Не чувствую ведь совсем…

Появился красный от бега Костя и тут же кинулся к Маше. Схватив её за плечи, поднял и крепко обнял.

— Откуда вы здесь? — прошептала Маша, уткнувшись в его плечо, чтобы не видеть лежащего Хвошню.

— Люська позвонил.

— Люська…

— Такими методами нам скоро придётся штаб-квартиру в Николаевском открыть. По линии МВД, — знакомый Кости подмигнул Маше, но ничего шутливого она в его взгляде не заметила.

— А вы вообще кто? Я, даже имени вашего, не знаю, — осторожно спросила она.

— Гаврилов моя фамилия. Майор Гаврилов. Следак, — коротко ответил мужчина.

Но Маша уже поняла по его виду и поведению, что звание у него гораздо выше, да и дела, которыми он занимается, гораздо серьёзнее, чем простые мошенничества.

— Штаб-квартиру? А что, это идея не так уж и плоха, — Костя Цапельский погрузился в протокол и с помощью карандаша подчёркивал нужные места. — Стройка-то всё равно будет. Народу прибавится.

— Я пока с передвижной лабораторией пытаюсь договориться. Всё проще, чем мотаться туда-сюда, — ответил Гаврилов.

Роза тихо сидела за столом и растерянно хлопала глазами.

Снаружи послышались голоса. Люди возвращались с кладбища. Роза охнула и всплеснула руками:

— Поминки ведь…

— Поминки… — согласился следователь и одёрнул край занавески.

Маша встала. Ни слова ни говоря, открыла холодильник, достала холодец, поставила на него сверху тарелки с хлебом. Так же молча вышла из дома и направилась во двор к Люське. Он спешил навстречу — они столкнулись на дорожке между дворами.

— Маш, ну?! — Люсьен напряжённо смотрел на неё, пытаясь догадаться о том, что произошло.

— Я тебе всё расскажу, но позже. Сейчас надо людей покормить. И вообще… помогай мне…

Посреди двора быстро поставили стол, вокруг него табуретки. Придвинули лавку. Люсьен и Маша по очереди бегали в дом, чтобы принести тарелки и стопки. В чулане стояло несколько бутылок водки. Вскоре появилась Роза. Трясущимися руками она выставляла на стол нехитрые закуски, состоящие, видимо, из разносолов её погреба.

— Хотела картошки ещё сварить… — извинялась она, всё время вытирая ладони о фартук. — Но они говорят, — кивнула на свои окна, — что ещё допрашивать будут. Сейчас на заднем дворе всё осматривают. Отпустили помочь… Я ведь не скрываюсь. Что я, преступница какая? Ни ног, ни рук не чувствую! Сама не знаю, как так вышло. Скотина, и та, трясётся…

— Роза, конечно… — Маша участливо посмотрела на соседку. — Вы идите в дом, я здесь всё сама, ладно?

— А что… — начал было Люсьен, но Маша так на него посмотрела, что он предпочёл замолчать.

Вздохнув, Роза поплелась к калитке.

Маша видела, что Люсьен нервничает. Её тоже ещё трясло. Простые действия лишь немного отвлекали от пережитого ужаса, поэтому приходилось прикладывать усилия, чтобы нечаянно не выронить тарелку или стакан из рук. Николаевские жители подходили к столу, выпивали, закусывали, что-то говорили Люське. Она не вслушивалась, потому что всё сводилось к одному — «держись», «сирота», и «устраивай свою жизнь».

Маша дала первые показания сразу же после случившегося. Костя держал её за руку и время от времени пожимал ладонь, чтобы придать сил. Маша говорила медленно и вдумчиво. Ей хотелось, чтобы этот следователь Гаврилов понял всё правильно. И кажется, у неё это получилось. Она запомнила разговор с Борисом Егоровичем практически дословно, но как бы ни пыталась выискать в своей памяти ещё что-нибудь, следовало признать, что она была в одном единственном шаге от имени убийцы. Если бы он не рассказал ей, то уж бывшие коллеги-то смогли бы выяснить, кто убил отца Люськи. Та, с кем Хвошню связывали личные отношения. Но кто?!

— Вы должны во всём разобраться! — настойчиво повторяла она Гаврилову. — В каждом деле, которое раньше вёл Хвошня, могут быть несостыковки, понимаете?

— Понимаю, — отвечал тот, хмуря брови.

Через полтора часа, когда во дворе осталось трое мужиков, они с Люськой ушли к нему в дом. Костя и остальные члены опергруппы находились у Розы, и Маша понимала, что мешать им сейчас не нужно.

— Представь, как у меня крыша поехала, когда я его увидел? — Люсьен устало выдохнул и потёр лицо и шею. — Мне ведь Костян что сказал? Что машину Хвошни видели на выезде. Туда они и ломанулись с бригадой заранее. А вот как получилось… Считай, подставили тебя.

Маша перебирала рисунки на столе в его комнате. Некоторые эскизы даже выглядеть стали иначе — Люська заметно натренировал руку, оттачивая своё мастерство.

— Это неважно. Тебе сейчас хуже всех… — ответила Маша.

Стоя у порога, Люсьен молчал, подыскивая слова.

— Не надо, не говори ничего, — Маша повернулась к нему и оперлась на стол. — Теперь, когда за дело взялись знающие люди, всё станет ясно. Убийцу твоего отца обязательно найдут… Допросят того, кто делал вскрытие… Они даже лабораторию сюда привезут, представляешь? Для экспертиз. — Маша не стала говорить о своих умозаключениях насчёт гибели его матери. Она просто втайне надеялась, что, как и другие дела, дело Зиночки, которое расследовал Хвошня, снова поднимут.