Появление дочери оказалось для него вовсе не удивительным, напротив, будто он давно этого ждал и репетировал, как будет её игнорировать, — несмотря на все усилия было заметно, что ему приходится сдерживать какую-то эмоцию. Вероятнее всего, гнев.

— Да. Во-первых, я не выйду за Атласа. Он согласен разойтись миром, так что прошу оставить расторжение помолвки без последствий для него и его семьи, — решив поддержать правила игры и не объясняться в чувствах после долгой разлуки, Эвита сразу перешла к делу. В конце концов, скучают и радуются встрече только в нормальных семьях, у них так не принято.

— Что же во-вторых? — Хирам раскрыл экран над столом и пытался изобразить вовлеченность в работу, но даже первая тема заставила его поднять глаза. Он ещё держал гнев при себе, однако брови съехали к носу, а губа начала дергаться. Девушке раньше не доводилось видеть отца, так старательно пытавшегося удержать какое-то чувство. Видимо, очень сильна оказалась ярость на этот раз.

— Так как с поручением хранительницы я справилась, я должна присоединиться к нашим людям на фронте, — Эвита гордо выпрямилась. Теперь она знала, кто она такая, и пора прекратить бояться человека, который этого и сам о себе не понял. — Сначала я хотела просить тебя не оставлять меня здесь, а перевести на первый фронт, к королевскому дворцу. Но я знаю, что ты никогда этого не допустишь. Зная, что я близка с этими людьми, ты не упустишь шанса наблюдать мои мучения, когда мне придется сражаться против друзей. Поэтому я не буду сопротивляться.

— Мне или им? — Хирам глядел на дочь с вызовом. Он давно бросил попытки заняться делом, выпрямился, уперся кулаками в стол и внимательно слушал. — Кому ты не станешь сопротивляться?

— Тебе. Я останусь здесь.

— Правильно. Но если я узнаю, что ты содействуешь врагу…

— Я знаю законы относительно предательства. И не стану им помогать. Но и ты не жди помощи, если что-то случится. Если я не смогу подать руку другу, то тебе — не захочу, — Эвита знала, что говорит жестокие вещи и поступает с отцом неподобающе. Но также она знала, что его это не заденет. Даже если она собственными руками всадит ему нож в сердце, Хирам лишь прошепчет на последнем издыхании, что всегда считал её монстром. Она уже давно для него потеряна, и только сама может о себе позаботиться.

— В таком случае, занимай место и ложись спать. В завтрашнем бою я должен увидеть тебя в форме, — мужчина безразлично опустил глаза на экран. Ему нечего было противопоставить, но кто, как не полководец, знает, что проиграть битву — не то же самое, что проиграть войну.

2.40. Страдание королевской крови

— И как у тебя маникюр такой идеальный? — Этель с завистью смотрела на острые чёрные коготки Аметист, недовольно продемонстрировала свои руки, где два ногтя страдальчески отломились под корень. — У меня уже смотреть страшно, а я сделала его перед тем, как мы поехали в лагерь…

— В стратегически важные моменты мои руки обычно электрические, так что к ним редко кто-то прикасается, — Ами вздохнула и отодвинула тарелку с обедом.

— Вот это восторг.

На этот раз подавали весьма аппетитное жаркое, аромат которого в большом обеденном зале дворца ощущался совершенно особенно. В отличие от вчерашнего вечера, теперь почти все со своими порциями расправились охотно, и зал гудел от смеха и бурных обсуждений. В конце концов, зацикливаться на первом же потрясении было для всех опасно, и, осознав это, ребята стали заметно активнее и расслабленнее.

Лишь немногим кусок в горло не лез, как Аметист, и в их числе оказался Йен. Он сидел в другом конце стола и наблюдал за друзьями, задумчиво ковыряя ложкой крупный кусок картошки, который ещё не разваливался, но уже был поразительно мягким, так что оставалось лишь гадать, как повар за ночь достиг такого мастерства.

— Хочешь прогуляться? — шёпотом спросил воин у сидевшей рядом Пеле.

Девушка кивнула, озадаченная его состоянием, но расспросы отложила до разговора наедине. Может быть, она любила иногда повыяснять отношения, но сейчас чувствовала, что в душе у Йена происходит то, о чём лучше публично даже не заикаться.

— Ты в порядке? — заговорила Пеле, когда они вышли на улицу и оказались в полном уединении. Похолодало.

— Не знаю, честно говоря, — Йен тяжело вздохнул и присел на разукрашенную инеем траву. — У меня странное предчувствие.

— Сейчас такое время, что это нормально, — девушка расположилась рядом.

За полтора года обучения она уже привыкла к такой бесснежной зиме, к зелёной траве круглый год, к отсутствию осадков. Седотопия, конечно, не стала для неё вторым домом, но всё-таки это было самое известное и близкое ей место в волшебном измерении, и в душе теплилось чувство светлой привязанности к школе и друзьям. Но теперь, рассматривая такую характерную для этого места зимнюю траву, землянка чувствовала себя не в своей тарелке. Что-то действительно было не так, но ощущалось это только теперь, когда их осталось двое. В толпе чувство смешалось с общим гулом и затерялось, но теперь стало явным. Как негреющее яркое солнце, оно бурлило в груди, не давая ответов.

— Не думаю, что мне повезёт дожить до следующего тысячелетия, — Йен утомлённо вздохнул и посмотрел на сияющее в небе дразнящее солнце.

— Разве это не предполагается, исходя из продолжительности жизни обычного человека? Сейчас ведь только первый век, — Пелианна была озадачена. Только теперь она вспомнила, что Новый год в Седотопии должен был прийти в эту ночь. Удивительно, как она смогла забыть о любимом празднике, утопая во всеобщем единении в борьбе с непобедимым.

— Может, это у вас, в немагическом измерении, — воин вздохнул. — У нас настаёт четырехтысячный год.

— Не думала, что ты можешь быть даже более драматичным, чем я, — девушка попыталась перевести разговор в шутку, но по спине пробежали мурашки. Она знала, что тоже чувствует это, но старалась закрыть на беспочвенные страхи глаза. Нельзя позволять тревоге сгубить тебя в битве.

— Я могу быть даже более драматичным, чем Этель, — Йен хмыкнул и посмотрел на Пеле. — Давай вернемся к остальным, вдруг нас потеряют.

Они, действительно, присоединились к остальным в общей спальне, правда, почти через час, немного раскрасневшиеся и заметно более спокойные. Держась за руки так крепко, будто в этот час пытались уместить все живущие в мечтах годы.

— Давно они спят друг с другом? — шепотом поинтересовалась Этель у Мериха, надеясь, что он о своём друге знает больше, чем она — о бывшем.

— Да кто их разберёт… Я уже перестал запоминать, кто с кем, — парень