Разворачиваясь, пытаюсь уйти. Просто потому что не хочу ссориться. Ненавижу скандалы. Особенно если для этого реально нет причин.

Направляюсь на выход. Там, у двери, Георгиев меня и нагоняет.

– Куда ты? – сжимая мою руку, смотрит так, что у меня новый переворот в груди случается.

А за ним и пожар вспыхивает.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Куда-то… – пожимая плечами, осторожно вдыхаю через рот. Пытаюсь сделать это бесшумно, но не очень получается. – Саша, я…

Он резко подтягивает меня к себе и обнимает, заставляя прижаться к своей широкой груди.

– Я не хотел об этом говорить… Но ты сама настаивала… И меня просто прорвало, – его голос дрожит, и меня от этих звуков начинает ощутимо потряхивать. – Мой отец изменял матери… А потом и она ему – вроде как в отместку. Мне было пять лет, но я, блядь, по сегодняшний день помню все те мерзости, что они друг другу говорили, пока выясняли отношения… Сука, да это, наверное, все, что я с того возраста помню! Большую часть не понимал тогда, но запоминал. А позже уже… С годами оно меня нагоняло не раз… И сегодня триггернуло так охуительно мощно… Думал, тронусь, Сонь… Извини, что наорал… Я правда не хотел… Не хотел тебя обижать…

– Я бы никогда тебе не изменила… – шепчу ошарашенно. По щекам катятся слезы. Мне и больно за него, и за себя обидно. – Не смей так думать обо мне… Пожалуйста, не смей.

– Я и не думал… Просто… Сложно объяснить… Бомбануло…

– Это мне стоит переживать… Кругом столько девчонок, которым ты нравишься… Ты «голодный», а я не могу тебя «насытить»! – выпаливаю в полном отчаянии.

Саша же… Он реагирует на это хохотом.

– Не смешно! Вообще не смешно! – стукнув его в плечо, обиженно смотрю в любимые глаза, сверкающие чрезвычайно разными эмоциями.

– Иди сюда. Я придумал, что с этим делать, – заявив это, Сашка подхватывает меня на руки и несет обратно на кухню. – Сегодня мы от твоей стальной целки точно избавимся.

Усадив на барную стойку, подмигивает и лезет за чем-то в карман джинсов.

На меня накатывает то самое волнение, которое заставляет меня теряться и как будто уплывать из реальности. Стиснув бедра, вцепляюсь пальцами в край стойки и мысленно считаю до десяти.

Господи, не дай мне снова струсить… Не дай мне струсить… Не дай мне струсить…

– Я купил обручальные кольца, – перебивает мои молитвы Георгиев. И эта информация в данный момент ощущается очень неожиданной. – Извини. Не утерпел. Ты, наверное, сама бы хотела выбрать… Я не смог ждать. В общем, вот… Сюрприз, – выдыхает отрывисто.

Слышу хлопок и машинально опускаю взгляд вниз.

– Матерь Божья…

Я не думала, что это произойдет так скоро. Никому не хвасталась. Даже с Лизой не поделилась. А он… Вдруг… Сразу с кольцами.

– Не нравится? Можем поменять.

– Подожди… – придержав крышку пальцами, не позволяю ему захлопнуть шкатулку. Глаза слезятся, когда рассматриваю два совершенно одинаковых литых из платины кольца с уже привычной для меня элегантной надписью Cartier и аккуратной каплей бриллианта рядом с ней. – Обалдеть, как красиво! Обалдеть, Саш! Я не ожидала так быстро…

– Примерим, Соня-лав?

Страшно… Но я все же разжимаю пальцы и выставляю руку.

– Давай!

38

Ты голодный? Сумасшедший? Злой?

Мой?

© Соня Богданова

– Что это за песня? – спрашиваю чуточку позже. – Кажется, что-то знакомое… А что именно, вспомнить не могу.

Скользя ладонью по воздуху, пытаюсь своим будущим – почти настоящим – обручальным кольцом поймать свет. Когда удается, в восторге улыбаюсь.

– Потому что это кавер, – замечает Саша и называет очень старый хит.

– Офигеть! Как они так изменили? Никогда бы не подумала, что рок-песню можно трансформировать в нечто насто-о-олько чувственное… – втягивая щеки, выдаю «рыбку». Громко чмокаю воздух. И, понижая тон, добавляю: – Эротичное.

Услышав это, Сашка, не разрывая зрительного контакта, наклоняет голову вниз. Приподнимая брови, смотрит из-под наморщенного лба с откровенным сексуальным посылом. При этом еще и закусывает свою верхнюю губу.

Мое сердце тяжелеет и будто раскаленный булыжник проваливается в низ живота. Там сейчас и концентрируется вся моя энергия, вся моя сила и вся моя кровь. Скрыть вспыхнувшее, как острая пандемия, волнение не получается. Судорожно вздыхаю и нервно ерзаю по столешнице.

– Иди сюда, эротичная, – жарко манит мой принц.

Но необходимости двигаться нет, он сам ко мне подходит. Открывает шампанское и, намеренно его взболтав, обливает хмельной пеной мои плечи и грудь. От этого финта я на мгновение цепенею, а потом дрожать начинаю. Саша же отпивает из горла и со стуком опускает бутылку на стойку рядом со мной. Тоже хочу сделать глоток. Только не успеваю даже пошевелиться, как он, надавив ладонью мне на затылок, впивается ртом в мой рот.

Твердость губ, прохлада языка, пузырящаяся сладость шампанского – таким вот странным и отчего-то крайне возбуждающим способом Саша им со мной делится. Казалось бы, сколько там грамм… А я моментально пьянею, как от целой бутылки. Кровь поджигается, словно спирт от расчетливого чирка спички. Пульс взрывает частотой все точки контроля. Вернувшееся к работе сердце принимается колотиться усиленно и требовательно.

Едва я сглатываю шампанское, поцелуй становится безумно страстным и головокружительно чувственным. Мы уже занимаемся любовью. Своими ртами. Потому что этот танец плоти сейчас не просто эротический, он – развратный.

Сашина правая ладонь привычно скользит по моему бедру под шорты. Из незнакомых ощущений – холод обручалки. На контрасте с горячей кожей будто ошпаривает. Своим значением особенно.

Он сжимает мои ягодицы и толкает меня ближе к себе. Я раздвигаю ноги, чтобы со стоном задохнуться, когда к промежности прижимается эрегированный член. Вдавливаю пятки в заднюю поверхность Сашкиных бедер и нетерпеливо трусь об него. Кажется, готова вот так сразу кончить. Но он не дает задержать контакт. Разрывая поцелуй, с какой-то шальной ухмылкой отстраняется.

– Ешь, – приставляет что-то к моим губам.

Мотаю головой.

– Я не голодна…

– Ешь, – заталкивает в меня мармелад.

Пока я послушно стискиваю челюсти и раздавливаю его, чтобы прожевать, Саша поднимает бутылку и снова набирает в рот шампанское. Едва я глотаю еду, как он подается ко мне. Инстинктивно роняю веки и с готовностью принимаю его губы, язык,