– Кстати, светлая, ты будешь забирать своикрылья или оставляешь их мне как сувенир? Лови!

Дафна подхватила бронзовые крылья, негодующераскалившиеся даже от мимолетного прикосновения к ним ладони Арея. Шнурок былпорван, но это ничего. Шнурок подойдет любой.

Сжимая в руке крылья, Дафна вернулась зафлейтой. Она не пострадала. Выбивая ее, страж ударил мечом плашмя. Дафнавстряхнула флейту и осторожно продула от земли. На губах ощущался глинистыйпривкус. Нормально, почти не забилась.

Дафна уже прятала флейту в рюкзак, когда еевзгляд случайно упал на ту часть бетонного забора, что находилась сразу завагончиком. На заборе она увидела своего кота. Выгнув спину, Депресняк шипелкак подгорающая яичница. Под забором стояли и нетерпеливо скребли его лапамисразу двое – белая волчица и черный пес.

Депресняка озадачивало, что он до сих пор неопределился, на кого напасть. Связываться же сразу с двумя противниками нерешался.

Волчица и огромный черный пес тоже взаимно недоверяли друг другу. Оба не спешили сближаться, сохраняя дистанцию метров впять. Получался треугольник, вершиной которого являлся сидевший на заборе кот.Время от времени волчица или черный пес прыгали и пытались взбежать поотвесному забору, чтобы его достать.

Депресняк свешивался им навстречу и изредкаухитрялся поддеть то одну, то другую морду когтистой лапой. Дафна знала, чтоникаких команд ее кот не послушает. Как достойный представитель кошачьегоплемени, Депресняк признавал лишь команду «Иди лопать!», и то пока онасовпадала с собственным его желанием.

Даф побежала к забору.

– Депресняк, не надо! Он их искалечит! –крикнула она.

– Кто, твой кот? Ну это не факт! –заявила Улита. – Ставлю зубную щетку против твоих тапок, что валькирия егоухайдокает!

Спорить с ней никто не стал. Варвара,выбежавшая из вагончика вслед за Корнелием, схватив своего пса, зажала егоголову между ногами, чтобы он не видел Депресняка, и стала гладить Добряка,перемежая ласковые слова с угрозами. Пару раз для большего вразумления она дажестукнула пса по спине. Добряк, смирившись, позволил себя утихомирить и отвестив сторону.

Тем самым Варвара, сама того не желая,нарушила треугольник, уравновешивающий силы взаимным опасением и создававшийхрупкий мир.

Сообразив, что еще немного, и можно вообще нис кем не подраться, Депресняк засуетился, зашипел и метнулся на волчицу сзабора, оседлав белую спину. Со стороны казалось, что он не столько бьет,сколько роет ее лапами.

Теряя шерсть, волчица закружилась на месте.Задирая морду, она безуспешно пыталась стряхнуть Депресняка и получитьвозможность вцепиться в него зубами. Видя, что это невозможно, она упала наспину. Опасаясь быть придавленным, кот вынужден был соскочить. Захлопавкрыльями, он попытался взлететь, но не успел набрать высоту. Клыкиподпрыгнувшей волчицы настигли его в воздухе.

Дафне пришлось вырывать Депресняка у нее изпасти. Кот был помят, исслюнявлен, имел на коже клочья пены, но рвался в бой.Глубокие царапины на спине у волчицы свидетельствовали, что лучше иметь дело сопасной бритвой, чем с его когтями.

Волчица рвалась, полная решимости прикончитькота. На её окровавленной морде читалось настойчивое желание разодрать упрямоеживотное в куски. Первым сообразил, как надо поступить, как ни странно,Корнелий. Он отважно прыгнул на волчицу и исчез вместе с ней.

Назад он появился примерно через минуту, но ужеодин.

– Отвел ее к валькириям! Можно сказать, всебыли рады! – сообщил он, счищая с джинсов что-то узнаваемо светлое, сосливочным маслом.

– Почему «можно сказать»?

– Волчица свалилась на голову Бэтле как раз вовремя обеда. Хотя обедать бы ей все равно не пришлось, потому что секундойраньше я упал прямо на стол, – жизнерадостно пояснил связной.

– Бедная Бэтла! Снова заплатила налог надоброту, – задумчиво сказала Дафна, ценившая обжору Бэтлу больше прочихвалькирий.

– Чего-о? – с недоумением переспросилКорнелий.

– Если человек мягкий, ему моментально садятсяна шею. Ну вот, например, Радулга. Ты можешь себе представить, что ейподбрасывают волчицу во время обеда, попутно ломают стол и смываются, едваодарив вежливой улыбкой?

– Лучше платить налог за доброту, чем вообщене иметь друзей, – сказал Корнелий.

Даф вынуждена была признать, что он прав. Неходить же всю жизнь с дубиной, видя единственное удовольствие в том, чтобыставить всех на место? Люди, которые слишком зубасто оберегают свою свободу,всё равно не свободны, хотя бы от ее оберегания.

Улита внимательно разглядывала Варвару,изредка бросая испытующий взгляд на Арея. Тот внешне казался спокойным, лишьоднажды указательным пальцем будто невзначай провел по шее. Кому-то моглопоказаться, что он просто почесался, но Улита знала, что именно под таким угломобычно атакуют шею нисходящим ударом сверху.

«Ага! Намёк, чтобы я не совалась!» –догадалась ведьма и бочком, как хитрящий ребенок, приблизилась к Варваре.

– Привет! Давай знакомиться! Я… – начала она.

– УЛИТА! – предупреждающе повысил голосАрей.

– Вот-вот: Улита! Как здорово, что вы мненапомнили, шеф! – обрадовалась ведьма. – А тебя как-нибудь зовут?

Имя девушки она, разумеется, выяснила, нопозднее.

Нечто, лежащее на рыхлой земле, привлекловнимание Корнелия. Он наклонился и с удивленным возгласом поднял втоптаннуюцепочку. Она соскользнула с шеи волчицы во время схватки с котом, разрезаннаякогтем Депресняка.

Едва ли не главной мерзостью, вложенной мракомв человека, является склонность противоречить всему, что он услышит или увидит.Услышав: «Будь добрым!», мы хотим быть злыми, а услышав «Будь зол!»,кратковременно пытаемся стать добрыми. Но так как добрыми мы хотим быть назло,то и тут выходит одно зло.

Используя ту же закономерность, родителинередко говорят детям: «Не ешь кашу!», чтобы те не послушались и съели.

Проблема в том, что противоречие не устоит нина каком фундаменте и, бестолково бегая, разрушит само себя.

Неформальные разговоры златокрылых

Кто-то ударил Корнелия по руке. Он выронилцепочку, и тотчас на нее опустилась чья-то нога.

– Не спеши, мальчик, а то успеешь! –предупредили его.