Желая усилить наше соприкосновение, я выгнула спину. Мэтью находился во мне, даже внешне прижимаясь к моему лону. И в этот краткий миг, способный длиться вечность, отец, мать и ребенок были близки настолько, насколько могут быть близки трое существ.

– Всем своим сердцем, всей своей жизнью, – обещал он, двигаясь во мне.

Я вскрикнула. Мэтью крепко обнял меня и держал, пока я не перестала дрожать. Потом он принялся целовать все мое тело, начав с ведьминого третьего глаза, откуда он переместился к губам, шее, груди, солнечному сплетению, пупку и наконец достиг живота.

Мэтью смотрел на меня, качая головой, и вдруг по-мальчишески улыбнулся.

– Мы сотворили ребенка, – произнес он, продолжая удивляться.

– Да, сотворили, – ответила я и тоже улыбнулась.

Мэтью опустился к моим бедрам, немного раздвинул мне ноги, затем уперся одной рукой в мое колено, другой в бедро. Голову он опустил мне на живот, словно тот был подушкой, и удовлетворенно вздохнул. Замерев, Мэтью стал прислушиваться к тихому шелесту крови, которая теперь питала и поддерживала нашего ребенка. Уж не знаю, что именно он услышал, но он поднял голову, и наши глаза встретились. Мэтью улыбнулся, светло и искренне, после чего тихо оделся и вернулся к своему бдению в кабинете.

Сон не шел. Я лежала в тишине рождественского утра. В спальне по-прежнему было сумрачно. Не помогали даже свечи, оставленные Мэтью. Я ощущала спокойную силу, исходящую от любви, разделенной с другим существом. Я перестала быть одиноким метеором, несущимся сквозь пространство и время, сделавшись частью сложной планетарной системы. Мне предстояло научиться удерживать собственный центр гравитации, сдвинуть с которого меня постоянно пытались более крупные и мощные тела. В противном случае Мэтью, семья де Клермон, наш ребенок и Конгрегация могли сбить меня с курса.

Время, проведенное с мамой, было слишком коротким, но и за семь лет она очень многому меня научила. Я помнила ее бескорыстную любовь, ласки и объятия, продолжавшиеся целыми днями, и ее удивительное умение оказываться там, где она была мне нужнее всего. Именно об этом и говорил Мэтью. Дети нуждаются в любви, в уютном и безопасном месте и, конечно же, во взрослых, готовых взять на себя заботу о них.

Хватит относиться к нашему пребыванию в этой эпохе как к расширенному семинару по шекспировской Англии. Мне давался наилучший и последний шанс выяснить, кто же я такая, чтобы затем я смогла помочь нашему ребенку понять его место в мире.

Но вначале требовалось найти мне ведьму.

Выходные дни прошли в тишине и спокойствии. Мы наслаждались нашей тайной и вели разговоры, свойственные будущим родителям. Каким родится новый член клана де Клермон? С черными волосами, как у отца, и с моими синими глазами? Что он будет любить: естественные науки или историю? Будет мастером на все руки, подобно Мэтью, или неумехой, как я? А вот насчет пола наши мнения расходились. Я была убеждена, что родится мальчик. Мэтью с такой же уверенностью заявлял, что девочка.

Эти разговоры воодушевляли, но в конце концов мы устали и от них. И тогда мы решили, не покидая теплых комнат, насладиться созерцанием панорамы Лондона 1590 года. Начали с окон, выходящих на Уотер-лейн. Вдалеке виднелись башни Вестминстерского аббатства. Обзор завершился в спальне. Там мы пододвинули к окнам стулья и принялись разглядывать Темзу и окрестности. Ни холод, ни рождественские праздники не удерживали паромщиков от привычной работы – перевозки грузов и пассажиров. В начале улицы я заметила нескольких лодочников. Они сгрудились возле спуска к причалу, где на волнах покачивались их пустые лодки, и тоже ждали пассажиров.

Время шло. Прилив на Темзе сменился отливом. Мэтью рассказывал, как выглядел Лондон в другие времена. В XV веке, когда выдалась особо морозная зима, Темза замерзла более чем на три месяца. Надобность в лодочниках отпала, зато находчивые торговцы поставили вдоль пеших троп через реку временные лавчонки. Вспомнил Мэтью и о своих бесцельно потраченных годах в Тэвис-Инн, где он в четвертый и последний раз попытался одолеть премудрости юридической науки.

Начинало темнеть. На корме лодок вспыхивали фонари. Загорался свет в окнах домов и питейных заведений.

– Я рад, что успею показать тебе Тэвис-Инн. Мы даже попытаемся заглянуть на Королевскую биржу.

– А потом мы отправимся в Вудсток? – удивилась я.

– Возможно, но ненадолго. Оттуда – назад, в наше время. – (Я ошеломленно смотрела на него, слишком растерянная, чтобы ответить.) – Мы с тобой не знаем, как будет протекать беременность и какие неожиданности она может нам преподнести. Ради вашей с малышом безопасности необходимы постоянные наблюдения. Нужно провести ряд исследований. Не помешает и УЗИ сделать, чтобы увидеть общую картину. И потом, в это время тебе захочется быть рядом с Сарой и Эмили.

– Пойми, Мэтью, мы пока не можем вернуться в наше время. Я не знаю, как это делается. – (Он резко повернулся ко мне.) – Я хорошо помню объяснения Эм накануне нашего перемещения. Для путешествия в прошлое нужны три предмета, которые перенесут тебя в желаемую эпоху. Но для возвращения в будущее нужно колдовство. Я не знаю заклинаний. Не знаю, как их произносить. Потому мы и отправились в шестнадцатый век.

– Но ты не можешь оставаться здесь на весь срок беременности, – сказал Мэтью, вскакивая со стула.

– Меж тем и в шестнадцатом веке женщины вынашивают и рожают детей, – напомнила я. – Я не ощущаю никаких особых изменений в теле. Моя беременность длится всего несколько недель.

– Хватит ли тебе силы, чтобы переместиться в будущее самой и переместить меня и дочку? Нет, мы должны вернуться как можно раньше. Задолго до ее рождения. – Мэтью начал ходить по комнате и вдруг остановился. – А вдруг перемещение во времени повредит плоду? Одно дело магия, а другое… – Он так же порывисто сел.

– Ничего не изменилось, – попыталась успокоить я мужа. – Наш ребенок сейчас не больше рисового зернышка. Пока мы в Лондоне, можно достаточно легко найти кого-нибудь, кто поможет мне с магией. Есть же ведьмы, которые разбираются в путешествиях во времени гораздо лучше, чем Сара и Эм.

– Нет, она сейчас величиной с чечевицу. – Мэтью задумался. По его лицу я поняла, что он принял решение. – За шесть недель плод уже должен пройти все наиболее критичные фазы своего развития. В таком случае времени у тебя предостаточно.

Сейчас он рассуждал, как врач, а не как отец. Честно говоря, Мэтью с его средневековыми эмоциями нравился мне больше, нежели современный ученый, придерживающийся сухой научной объективности.

– Это дает всего несколько недель. Вдруг мне понадобится почти два месяца?

Будь сейчас рядом Сара, она бы просветила Мэтью, что моя рассудительность – плохой знак.

– Семь недель. Это было бы замечательно, – сказал Мэтью, погруженный в собственные раздумья.

– Вот видишь, как все прекрасно выстраивается. Я вообще терпеть не могу гонку. Особенно в важных делах вроде попыток дознаться, кто же я такая.