– Болтает и болтает! Думаешь, ты лучше нас? А, мелкая всезнайка? Да я тебя насквозь вижу и всегда видела! Ты, девочка моя, нечестивая, и ты падешь!

– Мама! – умоляла Рут.

– Злая, злая, злая, она злая. Отойди от меня, непослушная девка!

Когда она начинала бросаться на Рут с кулаками, из ниоткуда появлялись санитары.

– Пойдем, Анджела, пора возвращаться в палату, вам надо прилечь. Попрощайтесь с дочерью и ее подругой.

Когда это случилось в первый раз, Рут заплакала.

– Какой ужас, – сказала она, снова услышав слова, обрушившиеся на нее в детстве.

Враждебность матери дошла до автоматизма настолько, что оказалась последним оплотом ее личности. Они пошли в паб и выпили по несколько порций джина с тоником; Рут призналась, что, когда родились девочки, она понятия не имела, как их воспитывать: к тому времени она понимала, что та модель, в которой вырастили ее, была ненормальной и вредной, но ничего другого она не знала.

– Иногда я слышала, как из меня доносится мамин голос, говорящий те же самые ужасные вещи. Я видела их лица и осознавала, что внутри у них останутся те же шрамы, что и у меня. Но не знала, как остановиться. Я впадала в панику.

Шейла кивнула.

– Наверное, тебе было ужасно одиноко?

Рут высморкалась и выдавила из себя неуверенный смешок.

– Сейчас я понимаю, что это был кошмар, но, в конце концов, никто же не умер, правда?

Шейла продолжила настаивать на своем.

– Но ты все еще страдаешь от последствий, так? – Она взяла Рут за руки. – Может быть, стоит выговориться кому-нибудь и отпустить эти воспоминания?

– Все уже позади. Я больше об этом не думаю, – отмахнулась Рут, стремясь закончить разговор. – Я справилась с этим, проживая жизнь, максимально отличную от жизни матери, и считаю, что мне это в значительной степени удалось.

* * *

Анджела Яго умерла пять лет назад, и Рут впервые после ее смерти вернулась в Корнуолл.

– Смотри! – воскликнула она, когда они свернули с главной дороги, и перед ними открылся вид на гору Святого Михаила и огромную синюю бухту, которая простиралась от Кадден-Пойнт до Лонг-Рока. Так было каждый раз: шок узнавания при виде этой поразительной красоты.

– Вижу, – ответила Шейла, и они улыбнулись друг другу.

Они поселились недалеко от гавани в Пензансе, в небольшом, окруженном зарослями полутропических растений, отеле, где всегда останавливалась Шейла. Мать продала дом после смерти мужа, а теперь находилась в отделении для пациентов с деменцией в доме престарелых недалеко от Хелстона; Шейла планировала провести там субботнее утро и сказала, что Рут приходить не стоит.

– Мама тебя не узнает, и ты расстроишься. Останься здесь и отдохни в саду или прогуляйся по Пензансу. Можем встретиться позже и перекусить.

* * *

Рут осмотрела город: по-прежнему старомодный и совершенно неблагоустроенный, с редкими хипстерскими кафе и современными торговыми центрами, спрятанными среди магазинчиков, где любой товар продается за фунт, благотворительных лавок и уличных торговых сетей. Здесь на нее смотрели еще пристальнее, чем в Лондоне: люди останавливались, показывали пальцем и таращились; какой-то подросток сфотографировал ее, когда она стояла на пешеходном переходе. Агентств недвижимости было больше, чем ей запомнилось, и она обнаружила, что пытается посмотреть, что выставлено на продажу, и найти знакомые дома. Цены выросли, но все еще оставались значительно ниже, чем в Западном Лондоне. Рут задумалась… Если продать дом и выплатить ипотеку, хватит ли ее доли, чтобы что-то купить здесь? Набравшись смелости, которая, как она надеялась, поможет отразить бестактные вопросы, она поговорила с несколькими агентами и ушла, получив пачку буклетов и заверений, что рынок процветает и цены что надо.

Когда Рут обошла все барахолки и букинистические лавки и купила еды на обед, у нее уже болели ноги, поэтому она решила зайти в экомагазин в верхней части главной улицы, где можно было упасть на диван и выпить латте с куркумой, просто наблюдая за людьми. Молодые пары наполняли водой многоразовые бутылки и набирали овес в мятые крафтовые пакеты, уже не раз использованные; на них висели младенцы в слингах, их малыши виртуозно жевали полоски фруктовой шкурки без сахара, а сами они приветствовали друг друга, обменивались новостями и просматривали доску объявлений в сообществе. Неплохая жизнь. Она достала стопку брошюр агентов по недвижимости и принялась их пролистывать, как вдруг раздался голос:

– Извините, но это единственное свободное место, не возражаете, если я присяду?

На нее смотрела беременная молодая женщина с голубыми волосами и в малиновом комбинезоне. Рут убрала свои сумки, а она скинула рюкзак и села рядом. Несмотря на разницу в возрасте, между ними сразу возникло родство женщин, близких к родам.

– Я Эрин, тридцать две недели и, наверное, это девочка.

– Рут. Тридцать две с половиной. Мальчик.

– Вот это совпадение, – сказала Эрин. – А где планируете рожать?

– В больнице в Лондоне. А вы?

– Планирую водные роды в саду моей доулы, – сказала Эрин и указала на брошюры. – Вы потом переедете сюда?

Рут засмеялась.

– Ой, взяла их вот только что. Я сейчас одна и скоро буду искать дом или квартиру. Я выросла здесь, и мне стало интересно…

– Так возвращайтесь сюда! – воскликнула Эрин. – Это идеальное место для одиноких мам, здесь фантастически развитая сеть поддержки, много кружков и детских садов. В моей группе на курсах для беременных тоже есть одиночки, и мы ищем подходящее здание для коммуны мамочек – Мамунны, могу добавить вас в нашу группу в вотсапе, если захотите.

Рут ответила, что она суррогатная мать, поэтому ей это не подойдет. Когда она закончила объяснять обстоятельства своей беременности, Эрин смотрела на нее круглыми глазами.

– Ничего себе! Никогда раньше не встречала суррогатных матерей.

– Я тоже, пока сама ею не стала. – Рут улыбнулась.

– И вас совершенно не беспокоит, что придется отдать его дочери сразу после рождения? – с недоверием спросила Эрин.

– Таков уговор.

– А вы будете его кормить первые несколько дней?

– Нет, мне дадут лекарства, чтобы не было молока, – ответила Рут с большей невозмутимостью, чем от себя ожидала.

– О, я бы, наверное, так не смогла. – Эрин скривилась и схватилась за живот, как будто сама мысль об этом причиняла ей боль. – Мало того, что будет эмоциональная травма, но между вами порвутся химические связи. Нам как раз о них рассказывали на последнем занятии.

Рут поправила ее:

– Нет никакой химической связи. Этот ребенок вырос из эмбриона моей дочери и зятя, а не моего.

– Да, но ученые обнаружили, что клетки младенцев, которых мы носим, попадают в наш мозг и другие части нашего тела и остаются там навсегда. – Эрин размахивала руками, как будто что-то перемешивает. – Во время беременности мы с ними смешиваемся, с биологической точки зрения, так что после родов мы будем неразлучны.