Я перевернулась на бок, задев тетрадь с записями, которую я бросила на кровати Артемиды. Из головы вылетели все размышления о поездке в музей. Я посмотрела на пророчество другими глазами: теперь я не подозревала, а точно знала, что в нем говорится о нас, – ну, или по крайней мере в этом были уверены мои родители. А моя мать до сих пор так считает.

Мои родители.

Фу. Арктуриус знал толк в хорошем эвфемизме: поверить не могу, что я читаю строчку о том, как мои родители занимаются любовью, написанную сотни лет назад.

Близнецы.

Наши волосы рыжие, как пламя.

Еще совсем недавно я не знала бы, кто из нас кто. Но теперь это очевидно. Артемида – защитница. Она всегда защищала меня не только от любого зла, но и от собственной печали. Мне больно даже думать об этом.

А охотница? Но кто такая Истребительница, если не охотница?

Живот скрутило от ужаса. Я видела слишком много примеров того, как сбываются пророчества, и я не могла отмахнуться от этого. Я не просто Истребительница – с большой долей вероятности я разорву мир на части. Похоже, мы с Баффи не такие уж разные.

А последние строчки Арктуриуса – просто финальный удар под дых.

Чудеса уже исчезли – Баффи разрушила Семя. У пророчества нет даты, но уничтоженное Семя Чудес означает, что обратный счет до конца света уже запущен.

Артемида исправит этот мир.

А я его разрушу.

– ПРОРОЧЕСТВА СЛОЖНО ТОЛКОВАТЬ.

Я подпрыгнула: Лео снова застал меня врасплох.

– Это… Это не то, что ты думаешь, – заикаясь, пробормотала я.

– С пророчествами всегда так.

– Нет. То есть… Не знаю, что я хотела сказать. Боги, я вообще ни в чем теперь не уверена.

Я отодвинулась к стене. К моему удивлению, Лео сделал то же самое и уселся рядом со мной. Он был выше меня – я могла бы опустить голову ему на плечо, и мне не пришлось бы менять для этого позу.

– Я могу помочь?

Я теребила в руках потрепанное лоскутное одеяло Артемиды. Теперь оно предстало передо мной в ином свете – как и ее половина одежного шкафа. Нравится ли ей вообще черный цвет? Я никогда не спрашивала. Мне казалось, что она должна быть счастлива, ведь она живет такой волнующей жизнью. И она никогда не давала понять, что это не так. Я всегда сразу делилась своими заботами или недовольством своей жизнью. Но часто ли я спрашивала Артемиду о том, что она хочет от своей жизни?

Я никудышная сестра.

Я знаю, каково это – быть той, кого оставили позади. Но каково было ей мучительно наблюдать, как я исчезаю в дымовой завесе? Она никогда не должна была терзаться чувством вины из-за того, что ей неподвластно. Ей не стоило взваливать на себя эту ношу – помогать мне, быть лучшей во всем, поступать все время правильно – пытаясь искупить то, что выбор был сделан в ее пользу.

Я откашлялась. Лео терпеливо ждал, пока я заговорю. А мне необходимо было выговориться.

– В общем, как ты знаешь, у меня есть дневниковые записи отца. Он упоминал некое пророчество, и меня осенило, что я его уже переводила. И… кажется, оно касается нас. «Когда исчезнут надежда и чудеса» – возможно, имеется в виду Семя Чудес. Оно уже погибло, а значит, обратный отсчет уже запущен.

Лео взял перевод пророчества и перечитал его.

– Твоя мама – не единственный ребенок Истребительницы. Конечно, это довольно редко встречается, потому что…

Он осекся. Причина повисла в воздухе: потому что Истребительницы долго не живут. Лео подался вперед, не став продолжать мысль.

– У других Истребительниц тоже были дети. Кое-кто из них даже одного примерно возраста с твоей мамой. Робин Вуд, например. Наблюдателем его матери был Кроули.

– Не припомню никаких Кроули.

– Мама говорила, что он был неплохой парень.

Сплошное прошедшее время, когда мы говорим о Наблюдателях. Скоро все, что связано с Наблюдателями, окажется в прошедшем времени.

– А у этого Робина есть дети-близнецы от Наблюдательницы?

– Пока нет, – Лео старался говорить оптимистично, но затем пожал плечами. – Ну хорошо, это вряд ли случится, учитывая резкое сокращение в наших рядах. И все-таки это может не иметь к тебе никакого отношения.

– А вот мои родители так не думали.

Голос Лео был мрачным, как темнота, которая простиралась за окном.

– Наши родители всегда думают, что знают о нас больше, чем мы сами. Они принимают за нас решения раньше, чем мы осознаем, что они диктуют нам, как жить.

– Но сам подумай, сколько плохого случилось. Мы прожили здесь два года в полной секретности. Нас никто не мог найти. Никакого насилия. Никаких нападений. И вот мы узнаем, что я Истребительница. И понеслось – демоны, смерть, хаос!

– С тем же успехом ты можешь приписать это нашему с мамой возвращению.

Я закатила глаза:

– Конечно. Вот только первая адская гончая напала на нас до того, как вы приехали.

Он помолчал, поджав губы, а затем продолжил:

– Но ведь это нападение случилось не после того, как ты осознала, что ты Истребительница. Наоборот, ты поняла, что Истребительница, когда убила адскую гончую. И не стоит забывать о Гоноре. Она никак не связана с твоей матерью, но при этом она как-то замешана в происходящем. Здесь могут твориться совершенно разные вещи. Они не обязательно взаимосвязаны.

Я стукнулась затылком о стену.

– Час от часу не легче! В этом случае нам нужно раскрыть еще больше загадок. Боги, а мне-то казалось, что у меня сложная жизнь, когда я волновалась о том, как раздобыть медикаменты для моего медпункта, и пыталась убедить Совет, что нам нужно меньше времени уделять боевым искусствам и больше – медитации.

– Твоя жизнь и тогда была сложной. Здесь нелегко взрослеть. Столько тайн – часть из них, будучи Наблюдателями, мы храним, а часть – вынуждены хранить.

У меня в голове не укладывалось, что мама хотела отослать меня в интернат. Туда, где учатся все эти обычные подростки, которые понятия не имеют, что на самом деле творится в мире. Никто из них никогда не сможет понять меня так, как Лео. И он прав насчет нашего взросления. Когда мне было тринадцать, я не ошиблась в нем: он и впрямь видел меня насквозь. И до сих пор видит.