– Откуда вы знаете?

– Потому что так выглядело со стороны.

– Вам случалось бывать на этих вечеринках?

– Случалось ли мне там бывать? – у Эмиля задрожал подбородок. – Идите к черту.

Лошадь почувствовала его нервозность, встревожилась, ударила в стойло так, что закачалась уздечка на стене.

– Когда я в первый раз спросил о Кроличьей норе, вы посмотрели в сторону водонапорной башни. Это там?

– Норы больше нет, – выдохнул Эмиль.

– Но она была там?

– Да.

– Проводите меня.

Они вместе прошли по гравийной дорожке мимо жилища сторожа и дальше, к водонапорной башне, где сошли с дорожки и зашагали по лесной опушке.

Эмиль привел Йону к поросшему травой и молодыми березками фундаменту. Не зная, как быть, он остановился перед небольшим отверстием, схватил в пучок высокую луговую траву, вырвал колоски.

– Это она? Кроличья нора?

– Да. – Эмиль пальцем стер слезы в уголках глаз.

Могучие корни взломали камни фундамента, и между перепутанными ветками кустов виднелась узкая подвальная лестница, заваленная землей и камнями.

– Что здесь было раньше?

– Не знаю. Меня сюда не приглашали, – прошептал Эмиль.

– Почему вы оставались в школе все эти годы?

– А где еще я имел бы возможность видеть таких прекрасных лошадей? – ответил Эмиль и зашагал назад к конюшням.

Заросший фундамент располагался в пятидесяти метрах за усадьбой – светло-серым двухэтажным зданием, где располагалось ученическое общежитие Хага.

Йона поставил сумку в траву, достал старые ежегодники, полистал фотографии, каждый раз ближе рассматривая Хагу.

Он задержался на сделанном зимой снимке: светловолосые краснощекие мальчики играют в снежки.

Позади них – красивый голубой павильон.

Вот оно.

Кроличья нора не была подземным ходом, не была подвалом под старым фундаментом.

Тридцать лет назад на этом месте стояло красивое здание.

На фотографии окна павильона были закрыты. Над дверью золотыми буквами, словно девиз, значилось: “Bellandо vincere[10]”.

Йона пнул край поросшего травой фундамента, обошел его, с корнем выдрал несколько ростков, пяткой сбил пару кирпичей, нагнулся и поднял обугленный обломок дерева. Повертел в руках, увидел, что это часть оконного переплета.

Вернувшись в здание школы, он направился прямиком к директору; следом бежала секретарша.

– Анн-Мари, – утомленно сказал директор, – вы не могли бы объяснить комиссару насчет часов посещения…

– Если вы снова станете лгать, я вас арестую, втащу в мою машину и отвезу в предварительное заключение в Крунуберг, – объявил Йона.

– Я звоню адвокату, – выдохнул директор и потянулся к телефону.

Йона положил черный обломок на стол. На светлой столешнице заблестели земля и обугленные щепки.

– Расскажите о голубом здании, которое сгорело.

– Это Павильон Крусебьёрна, – слабо выговорил директор.

– Как его называли ученики?

Директор выпустил из рук телефон, провел рукой по лбу и что-то прошептал.

– Что вы сказали? – резко спросил Йона.

– Кроличья нора.

– Павильон, вероятно, принадлежал школьному фонду?

– Да, разумеется, – согласился директор.

Большие пятна пота расползлись под мышками белой сорочки.

– Но фонд предоставил павильон учащимся, которые устроили там клуб.

– Могущество не всегда видно невооруженным глазом, – глухо сказал директор. – Решения не всегда принимают только директор и правление.

– Кто входил в клуб?

– Я не знаю, у меня не тот уровень. У меня никогда не было доступа в этот клуб.

– Почему он сгорел?

– Это… Начался пожар… Никто не заявлял в полицию, но одного ученика исключили.

– Назовите имя, – потребовал Йона, глядя на директора ледяными серыми глазами.

– Я не могу, – простонал тот. – Вы не понимаете… Я потеряю работу.

– Оно того стоит.

Директор сидел, опустив глаза, руки дрожали на столешнице; наконец он тихо сказал:

– Оскар фон Кройц… Это он поджег павильон.

Йона пробежал по большому холлу Дандерюдской больницы. Кроличья нора рисовалась ему черной дырой, которая втягивает в себя все остальное.

Сейчас наметились две линии, которые можно отслеживать.

Два имени, два человека.

Один из них был членом клуба, второй сжег помещение.

Саге удалось выследить Грейс, а Йона связался с Аньей, чтобы та нашла Оскара.

Записей о школьниках – членах Кроличьей норы – в Людвикбергскулан не оказалось.

Руководство школы привыкло соблюдать тактичность в отношении привилегированных учеников.

Имена участников знали только сами члены клуба.

Виллиам Фок щеголял перед Рексом членством в эксклюзивном клубе, и это было частью игры во власть. Так иные дети угощают конфетами лишь избранных.

Далеко в коридоре, перед лифтами, стояла Анья Ларссон. Оранжевый костюм обтягивал полное тело.

Широкие плечи выдавали, что когда-то она завоевала олимпийскую медаль по плаванию, но сейчас Анья работала в ГОО. До того как Йону посадили, Анья была его доверенной коллегой.

Когда лифт прозвенел, Йона уже стоял рядом с Аньей. Они зашли в кабину, глядя друг на друга и улыбаясь.

– Пятый этаж? – спросил Йона и нажал кнопку.

– Тебе стоило бы просидеть в Кумле еще несколько лет. – Анья прищурилась на него.

– Может быть.

– Тюрьма явно пошла тебе на пользу. Отлично выглядишь. – И она крепко обняла его.

– Я скучал по тебе, – сказал Йона ей в волосы.

– Врешь, – улыбнулась Анья.

Они стояли, обнявшись, пока двери лифта не открылись на пятом этаже. Анья неохотно разомкнула руки; пока они шли по коридору, она утерла уголок глаза.

– Как Густав?

– Он выкарабкается, – сказала Анья деланно небрежным тоном.

Открыв стеклянную дверь, они вошли в пустую регистратуру и комнату ожидания с газетным стендом, на котором висели выцветшие от солнца вырезки из журналов о здоровье.

Палата, где лежал Густав, располагалась дальше, но прежде чем они вошли в коридор, Анья остановилась.