Директор стоял возле мягкого уголка темно-коричневой кожи, держа в руке документы. Директор оказался тощим человеком лет пятидесяти с гладко выбритым лицом, светло-русыми волосами, зачесанными на косой пробор, и прямой спиной.

Подойдя к нему, Йона положил синий цветочек и вынул из пластиковой папки бумагу.

– Вот решение прокурора.

– Оно не требуется, – сказал директор, даже не поглядев в бумагу. – Я рад, что могу чем-нибудь помочь.

– Где списки учеников?

– В надежном месте, – улыбнулся директор и широким жестом указал на книжные полки, закрывавшие стену.

Йона подошел к шкафу. Переплетенные в тома с кожаными уголками, здесь были собраны ежегодники за все время существования школы. Йона просмотрел корешки, ища ежегодники тридцатилетней давности.

– Могу я узнать, зачем это потребовалось? – спросил директор и положил цветок возле клавиатуры компьютера, после чего сел.

– Для предварительного расследования. – Йона взял том.

– Это я понимаю, но… я все же хотел бы знать, не идет ли речь о чем-то, что может негативно сказаться на репутации школы.

– Я пытаюсь остановить спри-киллера.

– Я не понимаю, что это значит, – усмехнулся директор.

Йона кивнул и взял еще четыре ежегодника, положил их на стол.

Он принялся просматривать фотографии тридцатилетней давности – встреча в актовом зале с белобородым писателем Уильямом Голдингом, шествие в день святой Люсии, соревнования по теннису, крикету, верховой езде и скачкам с препятствиями.

Йона скользнул взглядом по студенческим фуражкам выпускных классов. Школьные балы с оркестром, воскресные обеды в столовой – белые скатерти, хрустальные люстры, официанты.

Согласно списку на последней странице, школа могла принять около пятисот тридцати учеников за учебный год. Вместе с учителями, служащими, воспитательницами и старшими воспитателями, которые жили в каждом ученическом общежитии, а также прочими сотрудниками набиралось шестьсот пятьдесят имен в каждой книге.

На одной из фотографий Йона увидел юного Виллиама Фока – человека, который через много лет станет министром иностранных дел Швеции; на этой фотографии он принимал стипендию от тогдашнего директора.

Йона, не торопясь, упаковал все пять ежегодников в свою буро-зеленую дорожную сумку.

– Из этой библиотеки ничего нельзя выносить! – запротестовал директор. – Вы не можете забрать наши ежегодники…

– Расскажите о Кроличьей норе, – попросил Йона и застегнул молнию сумки.

Взгляд директора растерянно метнулся вправо-влево, но потом директор решительно выпятил подбородок.

– Я должен согласиться с иностранной прессой насчет того, что шведской полиции следует заняться поисками убийцы Тедди Джонсона… Это просто для сведения, потому что вы и ваши коллеги, кажется, с трудом справляетесь со своими профессиональными обязанностями.

– Здесь, в школе, действовал некий союз.

– Об этом я ничего не знаю.

– Возможно, это было тайное общество?

– Не думаю, что у нас тут нечто вроде Общества мертвых поэтов, – холодно улыбнулся директор.

– Так значит, у вас нет традиционных клубов или лож?

– Я позволяю вам заглянуть во внутреннюю жизнь школы, хотя не думаю, что вы отыщете у нас своего “киллера”, но… Но я не стану отвечать на вопросы, касающиеся частной жизни учеников или объединений, в которых они могли состоять.

– Кто-то из персонала работал здесь тридцать лет назад?

Директор не ответил; Йона обошел вокруг стола и принялся щелкать клавишами компьютера, заглянул в финансовую ведомость, добрался до зарплат сотрудников.

– Конюх, – слабо выговорил директор.

– Как его зовут?

– Эмиль… что-то там.

Возле конюшен курила группка учеников. Какая-то девочка в одиночестве каталась по корде, несколько лошадей паслись позади конюшни. Ученики могли держать в школьной конюшне собственных лошадей, за которыми здесь ухаживали во время учебных семестров.

Когда Йона входил в манеж, зажужжал его мобильный: Сага прислала текстовое сообщение о том, что ближайшим прямым рейсом вылетает в Чикаго, чтобы поговорить с единственным известным им членом Кроличьей норы.

Грейс Линдстром.

В конюшне, разделенной на стойла, густо пахло лошадьми, кожей и сеном. Двадцать шесть стойл, подогреваемая комната с седлами.

Тощий мужчина лет шестидесяти, одетый в зеленую стеганую куртку и резиновые сапоги, чистил кофейно-коричневого мерина.

– Эмиль? – спросил Йона.

Мужчина остановился; лошадь фыркнула и нервно задвигала ушами, услышав незнакомый голос.

– Невероятно хорош в холке и крестце, – сказал Йона.

– Верно, хорош, – ответил мужчина, не оборачиваясь.

Он дрожащими руками отложил щетку и скребок.

Йона подошел к мерину, похлопал его по спине. Кожа чувствительной лошади сразу отозвалась, подтянулась под его рукой.

– Он немного нервный. – Эмиль наконец повернулся к Йоне.

– Может, он на многое способен.

– Вы бы видели его в галопе. Бежит, как вода течет.

– Я только что говорил с директором, он сказал, что вы, возможно, сумеете помочь мне. – Йона предъявил полицейское удостоверение.

– А что стряслось?

– Я сейчас складываю довольно большой пазл, и мне нужна помощь того, кто давно работает в этой школе.

– Тридцать пять лет назад я начинал здесь младшим конюхом, – осторожно сказал Эмиль.

– Тогда вы знаете про Кроличью нору.

– Не знаю, – резко ответил конюх и отвернулся к низкому окну.

– Это был какой-то клуб, – объяснил Йона.

– Мне надо работать, – пробормотал Эмиль и схватил совок.

– Это я понимаю. Но, по-моему, вы знаете, о чем я.

– Не знаю.

– Кто именно приходил на встречи в Кроличьей норе?

– Откуда мне знать? Я был младшим конюхом… да я все еще младший конюх.

– Но вы видите, что происходит вокруг. И тогда видели. Верно?

– Я сам за себя, – ответил Эмиль и выпустил совок из рук, словно внезапно у него кончились силы.

– Расскажите про Кроличью нору.

– Я слышал это название в первые годы, но…

– Кто туда ходил?

– Понятия не имею, – прошептал Эмиль.

– Что они там делали? – настаивал Йона.

– Устраивали вечеринки, курили, пили… что обычно делают.